Вверх тормашками - Наталья Егорова

С Максом мы просидели ровно полтора часа. Тефтеля дал знать о себе, скромно переминаясь на своих четырех лапах у двери. Псине явно приспичило. Терпеливый.

— Со мной пойдёшь его выгуливать, я одна с ним не справлюсь, — предупредила я друга, хотя, нет, просто поставила перед фактом.

Через двадцать минут вернулись домой. Как ни странно, пес вел себя очень воспитанно. Спокойно шел рядом, хоть я и нацепила на него веревку, найденную дома. Опасаться было нечего. Правда, когда бабуля из соседнего подъезда, сидя на скамейке, увидела, как этот слон задирает заднюю лапу у березки в нескольких метрах от неё, и поддав из своего брандспойта струю под хорошим напором, медленно перекрестилась, широко открыв рот и глаза. То-то зрелище было!

— Завтра подай объявление, — посоветовал Макс, когда мы вернулись домой.

Тефтеля продолжил жевать мой старый резиновый тапок, а мы уселись в большой комнате за телевизором с бокалами вина.

— А то, не ровен час, он тебя сожрёт.

— Не сожрёт, он добрый, — кивнула я, делая глоток.

— О! — вскрикнул Макс, словно его осенило, — Ты видела, кто тебе комментарий под фотографией написал?

— Где? — не поняла я, поставив бокал на столик перед диваном.

— Где-где, — передразнил Макс, — Всё там же, где твоя страница уже покрылась пылью, и по ней пауки бегают.

Да, я не сторонник соцсетей, тем более, всех этих одноклассников, контакта и прочего. Захожу я туда редко-редко и то, когда есть пара минут свободного времени. Слишком уж сильно затягивает это всё. Поэтому я предпочла обходить это дело стороной, чем значительно увеличила количество свободного времени в своей жизни.

Я взяла телефон в руки и открыла свою страничку в одной из соцсетей. На глаза сразу попалось «у вас тридцать два новых сообщения». Во как! Вот, что значит не появляться тут месяц. Плюсом куча оповещений о, так называемых, «лайках» под фотографиями.

— Ты даже сообщения не просматриваешь?! — почти взвизгнул Макс, подпрыгнув на диване. Тефтеля отвлекся от тапка и недоумевающе посмотрел на Макса. Поняв, что всё в порядке, продолжил терзать мою обувку.

— А чего их смотреть-то? — спросила я, открывая вкладку «сообщения», глаза медленно раскрывались от удивления, нижняя челюсть, как в замедленной съемке, поползла вниз.

— О! Он тебе ещё и сообщение написал?! — опять ахнул друг и выхватил у меня телефон из рук, даже сопротивляться не стала, а он продолжил, — Таааакс, «Привет, Сабина, хорошо выглядишь. Как жизнь?!», — прочитал он, — Ни хрена себе, дурачок! Хорошо она выглядит. Она, мать твою, выглядит потрясающе…хотя и ты тоже, — Максимка воодушевленно общался с телефоном.

А меня захлестнуло волной воспоминаний…

…. Восемь лет назад .

— Как ты мог?! — срываясь на хрип крикнула она, запустив в него тарелку, слезы оставляли обжигающие полосы на щеках, — Как ты мог так поступить со мной?! — голос сорвался, из груди вырвался лишь сдавленный хрип, и она упала на колени, закрыв лицо руками.

— Прости, — ответил он, но подходить к девушке не стал, хотя ему неимоверно хотелось обнять её, прижать к себе и успокоить, — Но это Лондон, — покачал он головой, сжав кулаки, чтобы не выдать своё волнение, — Стажировка за границей — это отличный шанс вырваться в люди.

— Нет, эгоистичный ты ублюдок! Это сраный шанс показать своим родителям, что ты не тряпка, последовав их приказу, и сорваться в другую страну, наплевав на меня! — злобно выплюнула она, бросив презрительный взгляд на него.

Он поёжился от холода. Один миг, и она стала другой….маленькая девочка с бледной кожей и холодными, как лёд, глазами, которые еще день назад горели для него ярким пламенем.

История закончилась. Он разрушил всё то, что они старательно и кропотливо создавали вместе, собирая стены их маленького любовного гнездышка по крупицам…что-то с тихим треском надломилось в её сердце, отозвавшись пронзительной резкой болью в рёбра. Тот момент она запомнила на всю жизнь.

Тогда, в двадцать один год, стоя на коленях, я пообещала, что докажу ему, себе и, особенно, его родителям, что смогу стать чем-то большим, чем простой девчонкой из обычной, среднестатистической семьи, которая одевается в дешевые шмотки и ест рыбу вилкой для салата.

Черт бы его побрал! Прошло восемь лет, я до сих пор не могу забыть того, как мне было обидно, когда его родители, увидев меня в первый раз, обменялись пренебрежительными взглядами. Я сразу поняла, что, по их мнению, точно ему не подхожу. И это было отвратительно. Тогда, мне показалось, что моя юбка не выглядит такой уж красивой, а туфли, которые я купила по бешенной, на мой взгляд, цене, казались самой дешевой на свете вещью. А, знаете, что было хуже всего? То, что он даже не поддержал меня тогда, видя, как я сжалась под их оценивающими взглядами. Нет, он держал меня за руку, когда мы стояли перед родителями, но его ладонь была похожа на дохлую влажную селедку, даже тогда я не чувствовала себя защищенной. Это был первый звоночек. Жаль, что тогда я этого не поняла. Не поняла того, что родители были для него превыше всего. Что ему ничего не стоило растоптать два года отношений и уехать в другую страну на стажировку в хорошую юридическую фирму.

С тех пор мы не виделись и даже не созванивались. Я не знаю, что стало с ним, и вернулся ли он. Но я могу рассказать, что стало со мной. Я зачерствела, обросла толстой броней, поклявшись, что никому не дам еще раз растоптать моё сердце и наплевать в душу.

……

— Ах, да чтоб тебя, — махнул Макс рукой с зажатым в ней телефоном.

— Неужели вернулся? — задумчиво спросила я, но скорее себя, а не Макса. Тот лишь молча наблюдал за моим выражением лица и быстрой сменой эмоций.

Да, во мне бушевала буря, которая вспыхнула мгновенно. Чувства смешались в одно целое, в странный клубок, закрученный из множества разноцветных спутанных нитей. Всё в куче — от ярости до воспоминаний. Пальцы чуть заметно дрожали, а в памяти вспышки одна за другой:

— Это Лондон…перспективы, — оправдывался он.

— Я люблю тебя, Саби…ты мой маленький лучик, — говорил он, когда мы лежали в