Акимбеков С. Казахстан в Российской империи - Султан Акимбеков

Естественно, что ранние государства, чаще всего существовавшие в виде городов-государств, проигрывали в противостоянии своим племенным конкурентам. Такая картина наблюдалась в древней истории Китая, где ранние государства противостояли различным племенам с запада, севера, юга и востока. Аналогичная ситуация была в Месопотамии, где города-государства находились под давлением племён и с запада и с востока.

В подобной ситуации для противостояния конкурирующим племенам с их племенными ополчениями естественным решением была централизация власти. Это было необходимо для того, чтобы сконцентрировать ресурсы государства, собираемые с зависимого населения, и использовать их затем для содержания объединённой военной мощи государства. Поэтому в Египте, Месопотамии, Китае, Индии происходит образование централизованных государств, которые были способны не только противостоять конкурирующим соседним племенам, но и включать их в орбиту своего влияния, как социально-политического, так и культурного.

Весьма показателен пример Китая. Централизация этой страны была связана с реформами Шан Яна, которые стали одной из причин победы княжества Цинь над конкурирующими китайскими княжествами в III веке до н.э. и создания общекитайской империи. В результате ранее многочисленные самостоятельные племена — и с востока, жун и ди с севера и запада, мань с юга, постепенно входят в состав китайского государства и этноса.

В Месопотамии возникновение первой централизованной империи Саргона Великого на месте большого количества городов-государств стало началом длительной имперской традиции в регионе. Одним из стимулов создания таких государств была необходимость противостояния племенам, оказывающим давление на район междуречья Тигра и Евфрата с разных географических направлений, с территории Ирана и из Аравийской пустыни.

Здесь может быть показательно мнение Арнольда Тойнби, который считал, что «в генезисе цивилизаций взаимодействие вызовов и ответов является фактором, перевешивающим все остальные»[19]. Соответственно, с этой точки зрения вызов со стороны соседних племён, как, собственно, и вызов со стороны сил природы, служил стимулом к организации ответа со стороны ранних государств.

По мере развития централизованной государственности и роста её возможностей соседние с ней оседлые племена постепенно прекращают своё самостоятельное существование. Они сначала входят в орбиту влияния централизованных государств, затем становятся их составной частью. Прежняя племенная структура разрушается, происходит интеграция в социальную систему государства, население распределяется по тем или иным слоям общества, жизнь регулируется существующими в государстве институтами. При этом для централизованного государства важно расширение количества зависимых людей, эксплуатация которых позволяет увеличивать его доходы, а соответственно, и военную мощь. Поэтому каждое присоединённое к такому государству соседнее земледельческое племя — это источник усиления государственного могущества.

Однако у ранних централизованных государств были естественные пределы для их расширения. Например, им крайне сложно распространить своё влияние на степные и горные территории. И дело не только в военных возможностях кочевых племён и их племенных ополчений, а также общин горцев. Хотя это был серьёзный фактор. Проблема в том, что с экономической точки зрения присоединение степных, а также труднодоступных горных территорий не оправдывало затрат на обеспечение контроля над ними.

В частности, кочевников невозможно принудить работать на земле в обычном стиле восточных централизованных империй. Они предпочтут откочевать на свободные территории, оттуда всегда могут угрожать такой империи. В такой ситуации очень сложно организовать освоение степных территорий собственными силами, потому что очень тяжело обеспечить защиту уже освоенных территорий. У оседлых земледельческих государств существенную часть их истории было недостаточно ресурсов для надёжного контроля степей и населяющих их кочевников. Поэтому первые предпочитали тем или иным способом защищаться от вторых.

Таким образом, кочевые племена оказываются вне последовательности действий, типичной для образования ранних государств в оседлом мире. Они также оказываются вне воздействия государственных институтов подавления, которые направлены на эксплуатацию зависимого населения в оседлых обществах. Кочевники сохраняют неизменной племенную структуру, что позволяет формировать племенные ополчения из всех мужчин племени. Поэтому кочевые племена до появления огнестрельного оружия и централизованной государственности обладали значительным военным и политическим могуществом.

Данное могущество естественным образом усиливалось в периоды политического объединения групп кочевых племён, а значит, и их племенных ополчений. Кроме того, мобильность кочевников позволяла добиваться быстрой концентрации сил на избранных направлениях. Поэтому кочевники могли иметь преимущество при столкновениях с оседлыми государствами. Такое преимущество естественным образом усиливалось во время ослабления государственности у оседлых соседей. Последнее обстоятельство открывало дополнительные возможности для кочевых племён либо к завоеваниям, либо к принуждению оседлых соседей к выплатам в свою пользу на более или менее регулярной основе.

В то же время при отсутствии постоянного аппарата принуждения очень сложно было обеспечить объединение усилий многих племён. Должны были существовать очень серьёзные обстоятельства, чтобы принудить племена к объединению, или возникнуть особые условия, чтобы заинтересовать их в этом. Степная государственность была невозможна без больших задач. Ввиду отсутствия монополии на насилие очень сложно контролировать на постоянной основе отдельные племена и кланы и принуждать их к выплатам налогов на регулярной основе для содержания государственных институтов. Всякая государственность кочевников должна иметь источники ресурсов, чаще всего внешние, для поддержания государственных институтов. Отсутствие больших задач приводило к распаду государственности на составляющие, а таковыми составляющими всегда являются племена.

Собственно, эволюция кочевого общества от племени к государству и, что немаловажно, обратно напрямую зависит от существования таких больших задач и от возможности их реализации. «В политическом развитии евразийских степей, похоже, действовала некая матрица, маятниковое движение от разрозненных кочевых общин к трансконтинентальным империям и обратно. Периодически возникала тенденция к объединению кочевого мира. Она парадоксально сочеталась с незыблемостью института атомизированных мелких кочевых коллективов, ведущих автономное скотоводческое хозяйство. Эта тенденция заметна и в периоды между существованием кочевых империй»[20]. Здесь стоит ещё раз отметить, что большие задачи для возникновения империй и крупных государств у кочевых народов чаще всего напрямую связаны с положением дел у оседлых соседей. «На протяжении почти трёх тысяч лет в кочевом мире евразийских степей движение по кругу явно превалировало над поступательным развитием, и если последнее всё же имело место, то главным образом под влиянием стимулов, исходивших из земледельческих областей»[21].

Это может быть обусловлено временным ослаблением оседлых государств, их раздробленностью или, наоборот, расцветом. Последнее вызывает потребность в расширении торговли между оседлыми государствами, которая в Евразии часто происходит через степные территории. В такой ситуации имеет смысл наличие в степи ответственной силы, способной обеспечить безопасность торговли, получая взамен соответствующие доходы. Данные доходы поддерживают авторитет и возможности власти в степи. При отсутствии постоянного аппарата насилия это имеет особо важное значение.

Однако во всех остальных случаях племена обычно