В верховьях «русской Амазонки»: Хроники орнитологической экспедиции - Евгений Александрович Коблик

Скромно окрашенная седоголовая овсянка предпочитает пойменные заросли либо обочины троп. Все овсянки весной и в первую половину лета переходят с диеты из семян на охоту за беспозвоночными (и птенцов ими выкармливают – животный белок необходим для развития), но седоголовая – чемпион по изобретательности и пластичности. В компании трясогузок и куликов перевозчиков она кормится по илистым кромкам проток или на колышущихся коврах из пены и опавших сережек в тихих заводях. Вместе с синицами обследует барашки ивы и розетки распускающихся листьев. Подобно мухоловкам, вспархивает с присады и ловит ручейников, веснянок и комаров в воздухе. Я наблюдал в Капкане, как самец поймал здоровенного ядовитого жука-майку в блестящей черно-синей броне, долго возился, пытаясь совладать с твердой и опасной добычей. В конце концов выжал майку, как тюбик, и проглотил мягкие внутренности. Наверное, иммунитет имеет. Другой раз овсянка-самка выудила из лужи длиннющего водяного клопа ранатру, похожего на палочника, но не справилась – бросила. Бесхитростная песенка седоголовой овсянки очень варьирует по строю, но непременные звенящие колокольчики «тлинь» и «дзинь» помогают ее опознать.

Крупная красноухая, или длиннохвостая, овсянка – солнцелюбивая южанка. На Бикине она живет по суходолам, прогреваемым склонам дубовых сопок в нижнем течении, с полянами и выходами скал. Несмотря на контрастную окраску, хорошо маскируется на осыпях и обрывах, выдавая себя булькающим стрекотаньем или несложной жизнерадостной трелью.

У населяющей уссурийскую лесостепь, луга и мари низовьев Бикина ошейниковой овсянки на «лице» как будто застыло неопределенно-дурацкое выражение. Может, благодаря массивному, чуть свешивающемуся клюву, а может, из-за специфического узора на боках головы. Вся она какая-то нелепая, неказистая, с немелодичной заикающейся песней-скороговоркой. В отличие от прочих овсянок, самца от самки трудно отличить по окраске, у обоих бросаются в глаза только рыжие пятна на щеках да ожерелье из черных пятен на груди. И ведет она себя скорее как камышовка или сверчок – лазает в гуще высокотравья, изредка взбираясь на верхушку куста или стебля, чтобы заявить о себе голосом.

Рыжая овсянка на большей части Бикина встречается лишь на пролете, и мы были рады наконец найти ее на гнездовании в березово-лиственничных редколесьях на месте старых гарей и вырубок в верхнем течении – примерно от Лаухэ до плато между Бикином и Улунгой. Поющие миниатюрные самцы, каштановые с сернисто-желтым пузиком, картинно выделялись на вершинах разреженных листвягов, невзрачные буро-пестрые самки шмыгали в подлеске. Точно такое же распространение продемонстрировала и пеночка-зарничка – она была обычна по реке на весеннем пролете, но долгое время представляла для нас загадку в отношении мест гнездования. А вот другой фоновый сибирский вид – белошапочную овсянку, изредка встречающуюся на пролете в низовьях реки, – на хребте Коенини и в верховьях Бикина мы искали безрезультатно. Вероятно, указанные в литературе очаги ее гнездования по Сихотэ-Алиню и его отрогам – временные, то появляющиеся, то исчезающие.

Знакомец со студенческих времен – шоколадно-золотой красавец дубровник со звучной переливчатой песенкой – был ожидаемо привязан к марям самых низовьев и самых верховьев Бикина. А полярная овсянка преподнесла сюрприз. В нижнем и среднем течении мы ее не отмечали, весенние встречи вдоль Сихотэ-Алиня относили к пролетным птицам, подобным другим «северянам»: лапландскому подорожнику, овсянке-крошке, овсянке-ремезу. И вдруг обнаружили маленькое (три пары) гнездовое поселение на Бикино-Алчанской мари – впервые для всего Приморского края! И самое южное в мире. Простенько и коротко поющие самцы выделялись на фоне ивняка и ерника белесыми шариками с пестрой спиной и черной втянутой головой. Позывка – не типичное овсяночье «цит», «ци», а щебечуще-чирикающее «пьи» или «чиль». Удивительно видеть рядом с гнездящейся полярной овсянкой, чей ареал доходит до тундр Чукотки, южный лесостепной вид – ошейниковую овсянку, распространенную до Гималаев и Индокитая.

Как ни странно, погода в горах теперь стояла более-менее терпимая. Для ходьбы по сухим гребням и отрогам очень пригодились берцы или кроссовки вместо надоевших сапог. Иногда дневная жара в сочетании с мошкой становилась почти невыносимой, и все жаждали ненастья. Пару раз действительно небо заволакивало, холодало, гремели грозы, брызгало дождем.

Однажды природа подарила великолепный закат. Совершенно синие хребты рериховскими кулисами один за другим уходили к охристому небосводу. Перед тем как сесть, солнце вдруг пробилось из-за гряды туч у горизонта правильными радиальными лучами, хаотично выхватывая светлые пятна на таежной шкуре сопок, выстроившихся вдоль Бачелазы. Неуютная угрюмая красота царила под распахнутым во все стороны небом… Потом пейзаж стал тускнеть, и все накрыла чернильно-звездная ночь со ставшим совсем узким, словно подтаявшим, месяцем. Поеживаясь от нахлынувших эмоций и наконец-то наступившей прохлады, мы возвращались в лагерь с каменного козырька, откуда наблюдали вечернюю феерию.

«Помнится, работали мы как-то на Немезиде…» – кивая на северо-восток, раздумчиво начинал очередной рассказ у костра Николай. Без контекста местной топонимики такая фраза казалась принадлежащей какому-нибудь космолетчику из произведений Стругацких, рассказывающему о далекой экзопланете. Но мы знали, что это почему-то получившая имя суровой богини мщения река, которая впадает в Бикин справа, немного выше Хвоянки. А рядом с Немезидой, словно для контраста, примостился ручей, названый уютным словом «Дачный». Севернее, в самой вершине большой петли, напоминающей хвост скорпиона, Бикин принимал слева ручей Аник, который брал начало на склоне одноименной вершины. Восточнее и ниже по течению находилось устье Ады.

Сидеть в лагере, где нечего особо обустраивать и мастерить ввиду отсутствия годных материалов – нормальных бревен, досок, – Николай был уже не в состоянии. Вокруг не предвиделось никаких возможностей для рыбалки и охоты, никакого подножного корма, сбором и приготовлением которого можно заняться. А кашеварить из казенных продуктов было несложно и не отнимало много времени. Николай уходил на целый день и скитался где-то один. Как-то ему даже пришлось улепетывать по гребню горы от крупного медведя, но тот быстро прекратил преследование и свернул в сухой лог.

Честно говоря, мне тоже то и дело хотелось хоть немного побыть одному. Но на одиночных маршрутах иногда накатывала такая депрессия, что хоть волком вой. Подобное уже случалось со мной во время длительного пребывания в полях, особенно в тундре, на открытой местности. Два с половиной месяца в замкнутом коллективе постепенно сказывались на нас. Общее настроение было скорее сумрачным, чем радостным. Все стали раздражительными, подспудно ощущали некий психологический дискомфорт.

Участились мои словесные перепалки с Костей. Меня все сильнее угнетали его самомнение