Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика - Татьяна Петровна Знамеровская

ввалились и расположились, кто как хочет, на нарах. Сколько здесь было крику, споров, шуму – это передать трудно. Пели, кричали, смеялись и притихли, только когда устали. Спали вповалку. Я заметила, что Олесь и Витя выпили, это было особенно заметно на Олесе. На полку Вити и Запасчикова влезла Оля. Я сидела выше и следила за тем, что делалось в вагоне кругом меня. Я видела, как Витя бесцеремонно обнимал Олю. Это меня удивило, но еще больше удивило, что Оля не положила конец явному признаку неуважения к себе, а только слегка противилась; наконец, она перешла в объятия к Запасчикову. Обернувшись ко мне, Витя, слезая с полки, сказал: «Влезай сюда, Абраша, – это я для тебя приготовил место. Можешь спать спокойно, тебя никто не тронет. Я тебе это говорю, я, и ты должна мне верить». Я была, действительно, уверена, что между отношением Вити к Оле и ко мне есть разница, и то, что он позволяет с Олей и другими, со мной он себе не позволит. Я пересела к нему на полку и легла рядом с ним. Пришла просто, как к товарищу, и он меня не обманул. «Спи спокойно, – сказал тихо Витя, – если я тебе буду мешать, скажи». Я задремала, а потом приподняла ресницы и увидела взгляд Вити. «А и хитрый ты, Абраша! – улыбаясь, сказал Витя, в полутьме сверкая белыми зубами. – Будто спишь, а сама настороженно смотришь». – «Тебе это, Витя, показалось, я только сейчас открыла глаза. Я ведь знаю, что тебе могу довериться, иначе я не была бы здесь». – «Скажи, Таня, тебе, может быть, неприятно, что я немного выпил, – проговорил он тихо, – и от меня пахнет вином? Тогда я могу отвернуться от тебя». – «Ты не волнуйся и спи спокойно», – сказала я Вите. – «А ты разве догадалась, что мы с Олесем немного выпили?» – «Конечно, догадалась, иначе разве ты мог бы приставать к Оле с объятьями?» – «Вот как ты рассуждаешь! А я к ней приставал, только чтобы согнать ее с этого места». – «Лучшего способа ты, конечно, не нашел?» – заметила я, улыбнувшись. – «Но почему ты всегда надо мной подсмеиваешься?» – спросил он. – «Это не с целью тебя обидеть, это просто у меня в характере». – «Ну тогда это тебе разрешается», – проговорил Витя серьезно. Я, взглянув на него, добавила: «Ты заметил, что я всегда смеюсь над теми, к кому хорошо отношусь». – «Тогда смейся надо мной во много раз больше, чтобы я знал, как ты ко мне относишься». Я удивленно взглянула на Витю, но его глаза были закрыты длинными ресницами. Эту ночь я спала лучше всех. Сквозь сон я помню, как Витя уходил, а когда приходил, боясь меня разбудить, следил, чтобы мне не было тесно, и защищал от толчков соседей. Я была тронута его заботой и была уверена в том, что ни одна из наших студенток не поверила бы, что Витя способен на это.

Всю ночь мы простояли в Синельникове и потом ехали целый день. Было снова очень шумно, много спорили и смеялись. Витя заинтересовал меня запиской, которую мне дал, взяв слово с меня, что я исполню за это одно из его желаний. Записка оказалась неинтересная, и я долго с ним спорила, пока не взяла обратно свое слово, сказав: «А знаешь, я не особенно боялась исполнить твое желание, потому что я верю в твою порядочность. Верю не только тебе, а также Жене и Сереже». – «Нет, Таня, в жизни нельзя быть такой доверчивой», – серьезно ответил Витя. – «Да, но я не ко всем так отношусь, а только к тем, кого хорошо знаю». – «А я тебе советую никому слишком не доверять, ни мне, ни Жене, ни Сереже, будь всегда осмотрительна. Ты еще слишком молода и жизни не знаешь».

Весь день валяли дурака, галдели, пели, и если бы посторонний человек случайно попал в наш вагон, он сразу не понял бы, где он находится. Перед Симферополем[291] шум особенно возрос. Я лежала на верхней полке и не хотела спускаться вниз, тогда полку опустили, и я полетела на десятки рук, меня подхвативших. Внизу сидел Витя в моей белой панаме, отчего казался еще более смуглым и черным; зубы его сверкали в улыбке, черные дерзкие глаза метали искры огня, и он был похож на отчаянного атамана разбойничьей шайки. Женя тихо сидел в углу и был бледным, утомленным, темные тени бродили по его красивому лицу. Наконец, в Симферополе мы все вылезли из вагона и прощались с теми, кто ехал дальше в Бахчисарай[292]. Я думала, что мне оторвут руки и голову, прощаясь со мной. Передо мной мелькали знакомые лица, и от пожеланий и смеха стоял гул в ушах. Наконец, с рюкзаком за плечами, выскочила я из вагона и вместе с другими пошла по темным улицам Симферополя до базы, где нам всем дали кровати в одной большой комнате. С этого вечера я начну описывать по порядку, изо дня в день, все 20 дней нашей геологической практики.

5 сентября. Улицы Симферополя до базы быстро промелькнули, окутанные мраком наступающей южной ночи. База – большая комната с рядами кроватей; за дверью большой двор, самый обыкновенный, и только высокие могучие тополя да темное небо с крупными яркими звездами говорят о юге. Мы столкнулись у водопровода все, смывая с себя дорожную грязь и пыль. «Ах, с какими девочками я познакомился!» – раздался слащавый голос Виталия. – «Ну значит, умоемся и пойдем все гулять. Кто – куда», – подмигивает Витя. Я чувствую свою отчужденность от мальчиков, потому что я все же девочка и не могу бродить, как они, по городу, ища случайных знакомств. А мне так хотелось бы стать настоящим мальчиком! Виталий подходит ко мне и спрашивает: «Таня, как вы на это смотрите? Не хотите ли пойти гулять с нами? Ведь сидеть на базе одной скучно». – «Нет», – отвечаю я коротко. – «Почему нет?» – продолжает Виталий. – «Да что же я буду с вами делать? Только мешать вам знакомиться с хорошенькими девочками», – говорю я раздраженным голосом. – «Ничего, Абраша, – прикасаясь рукой к моему плечу, говорит Витя и снова смеется, – знаешь, мы тебе найдем хорошенького татарчонка. Мы будем гулять с девочками, а ты с татарчонком». – Я вспыхиваю от обиды, во мне пробуждается порыв недовольства, и я, чтобы не вышло ссоры, говорю: «Неужели вы не понимаете, что в данном случае ваши шутки неуместны». И ухожу. Но на базе разговор возобновляется, и Витя со смехом пристает ко