Или — или - Серен Кьеркегор

Прежде чем приступить к изложению этического мировоззрения, я скажу, однако, несколько слов о той опасности, которая угрожает человеку в минуту отчаяния, о том подводном камне, на который он может наткнуться и пойти ко дну. В Писании сказано: что пользы человеку, если он обретет весь мир, а душе своей повредит, или какой выкуп даст человек за душу свою? Иначе говоря: что за потеря для человека, если он лишится всего мира, но душе своей не повредит; какой еще нужен ему выкуп! Выражение «повредить душе своей» — чисто этическое и довольно часто употребляемое, тем не менее оно нуждается в некотором пояснении. Для того чтобы вполне уразуметь это выражение, нужно отважиться на глубокий душевный акт отчаянья и пережить его, так как выражение это является, в сущности, поясняющим руководством к отчаянью. Стоит тебе немного вникнуть в это выражение, предлагающее человеку выбор между всем миром и своей душой, и ты увидишь, что оно приводит тебя к тому же абстрактному определению слова «душа», к какому мы пришли уже относительно слова «я». Раз я могу обрести весь мир и все-таки повредить при этом душе своей, то выражение «весь мир» означает, собственно, все те конечные земные блага, которыми я могу обладать как непосредственная личность, но к которым душа моя остается, следовательно, индифферентной. Затем, раз я могу лишиться всего мира и все-таки не повредить душе своей, то это опять означает, что под словами «весь мир» следует разуметь конечные земные блага, которыми я могу обладать как непосредственная личность, но к приобретению которых душа моя остается индифферентной. Я могу лишиться своего имущества, чести в глазах других людей, силы ума и все-таки не повредить при этом своей душе, точно так же, как могу обрести все это и повредить душе своей. Что же тогда такое моя душа? Что такое это внутренняя внутренних моего существа, которое остается невредимым при подобных лишениях и страдает от подобного приобретения? Отчаивающийся человек должен пережить следующий душевный процесс: перед ним дилемма: с одной стороны, весь мир, с другой — он сам, его душа: от чего ему отказаться и что выбрать? Как уже было выяснено раньше, эстетическое мировоззрение, какого бы рода или вида оно ни было, есть, в сущности, отчаяние, благодаря которому можно обрести весь мир, но повредить душе своей, и все-таки я искренно убежден, что отчаяние — единственное средство душевного спасения для человека; надо только принять во внимание, что отчаяние должно быть глубоким, истинным, абсолютным, так как лишь такое отчаяние охватывает собою всю личность и означает, что человек отдался ему всем существом. Если же человек предается обыкновенному, временному, житейскому отчаянию, то он только вредит душе своей: внутренняя внутренних его существа — душа — не выходит из горнила отчаяния очищенной и просветленной, а напротив, как бы цепенеет в нем, грубеет и черствеет. При этом человек одинаково вредит душе своей — стремится ли он в своем отчаянии обрести весь мир и обретает его, или отчаивается, потому что лишился мира, — в обоих случаях он смотрит на себя только как на земную, конечную величину.

Истинное абсолютное отчаяние приводит человека к выбору или к обретению своего «я», и это «я» не есть абстракция или тавтология, т. е. повторение того же «я», которое существовало до выбора. Было бы заблуждением считать это «я» абстрактным или бессодержательным на том основании, что оно ведь еще не выражает общего сознания человеком своей свободы, являющегося достоянием мышления. Это «я» выражает сознание человеком себя самого свободным существом и притом таким именно, каков он есть, а не каким-нибудь другим. Это «я» в высшей степени содержательно, в нем целое богатство различных определений и свойств, одним словом, это эстетическое «я», выбранное этически. Чем более человек углубляется в свое «я», тем более чувствует бесконечное значение всякой, даже самой незначительной безделицы, чувствует, что выбрать себя самого не значит только вдуматься в свое «я» и в его значение, но воистину и сознательно взять на себя ответственность за всякое свое дело или слово. Недаром же в Писании сказано, что человек даст ответ даже за всякое непристойное слово. Лишь в первую минуту по выборе личность, видимо, является такою же чистой, бессодержательной величиной, как ребенок, только вышедший из материнского чрева; пройдет минута — личность сосредотачивается в самой себе и становится конкретной (если только сама не пожелает остаться на первоначальной точке): человек остается ведь тем же, чем был со всеми своими мельчайшими особенностями. Оставаясь тем же, чем был, человек, однако, становится в то же время и другим, новым человеком — выбор как бы перерождает его. Итак, конечная человеческая личность приобретает, благодаря абсолютному выбору своего собственного «я», бесконечное значение.

Выбор сделан, и человек обрел себя самого, овладел самим собою, т. е. стал свободной, сознательной личностью, которой и открывается абсолютное различие — или познание — добра и зла. Пока человек не выбрал себя самого, различие это скрыто от него. Каким образом вообще познается различие между добром и злом? Посредством мышления? — Нет. В процессе мышления я всецело подчиняюсь принципу необходимости, вследствие чего добро и зло становятся для меня как бы безразличными. В самом деле, пусть предметом мышления будет самое абстрактное или самое конкретное понятие, ты никогда не будешь руководиться в своем мышлении принципом добра и зла; пусть даже предметом мышления будет всемирная история, твое мышление будет руководствоваться исключительно принципом необходимости, принцип же добра и зла будет здесь ни при чем. Предметами мышления могут быть всевозможные относительные различия, но не абсолют. Поэтому я охотно признаю за философами право утверждать, что для их мысли не может существовать абсолютной, т. е. непримиримой противоположности. Из этого, однако, не следует, чтобы таковой не существовало вовсе. В процессе мышления я также познаю себя в своем бесконечном, но не в абсолютном значении, так как я исчезаю в абсолюте; только абсолютно выбирая себя самого, я познаю себя самого в своем абсолютном и бесконечном значении; я сам — абсолют, и только самого себя я могу выбрать абсолютно, вследствие чего и становлюсь свободной, сознательной личностью и вследствие чего мне открывается абсолютное различие добра и зла.

Чтобы уяснить момент самоопределения в мышлении, философы говорят: абсолют проявляется тем, что я мыслю о нем; но они сами понимают, что в данном случае дело идет о свободном мышлении, а не о построенном на принципе необходимости, как столь восхваляемое ими, а потому подносят взамен первого другое выражение: мое мышление об