Виктор Васнецов - Екатерина Александровна Скоробогачева

Религиозной живописью я занимался и ранее, даже до Академии; но серьезно и художественно занялся иконописью только с начала 80-х годов и прежде всего в абрамцевской церкви – около Хотькова, бывшем имении Мамонтова, – а затем непосредственно перешел к работам во Владимирском соборе в Киеве.

Картины мои как жанровые, так и былинные и сказочные выставлялись первоначально на Передвижных выставках (которых я состоял членом) и отчасти на выставках “Союза русских художников” (членом “Союза” я также состою).

Главным же образом произведения мои и религиозные и другие выставлялись на моих личных выставках – в целом 6 выставок.

Участвовал также и на иностранных выставках: в Лондоне, Париже (1900 г.), в Риме, в Мальме (Швеция).

За работы во Владимирском соборе получил звание профессора живописи.

По моим чертежам исполнены некоторые архитектурные работы: церковь в Абрамцеве, фасады Третьяковской галереи, Музея Цветкова и другие работы.

В настоящее время, по мере сил, занимаюсь оканчиванием уже давно начатых картин из сказочного мира.

Профессор живописи Виктор Васнецов»[659].

Такие работы Виктор Васнецов продолжал и в 1924 году. Тогда же состоялась его последняя встреча с Николаем Праховым, о чем Николай Адрианович неравнодушно рассказывал в своих воспоминаниях:

«Весной 1924-го года, после революции и гражданской войны, мне посчастливилось побывать в Москве и пережить радость встречи с Виктором Михайловичем, Александрой Владимировной и всеми их детьми.

После долгой разлуки не без волнения шел к Васнецовым по новой Москве. <…>

Легко отыскал улицу и дом, позвонил, был встречен самим хозяином, проведен в столовую, где вся семья сидела за дневным чаем. И показалось мне, как бывает во сне – что время остановилось. Кругом все те же, и сам я еще студент. Все как прежде. Так же спокойно и хозяйственно сидела всегда ласковая Александра Владимировна, разливающая чай. Таким же розовым легким румянцем покрыты щеки Виктора Михайловича и так же безобидно подшучивает он по моему адресу и молодых московских художников: “Они ведь знают, кто я таков, а все-таки терпят. Случается иногда ко мне приезжают и приглашают к себе на собрание или выставку – на машине везут. Ну, я смотрю на их работы, слушаю и помалкиваю, а когда сами начнут спрашивать мое мнение об их работах – тут я говорю всегда откровенно. Ругаю их за плохой рисунок, плохую живопись, а они терпеливо слушают и еще меня же благодарят.

Потом домой на машине доставляют и, случается, снова к себе приглашают”.

Русский человек не только по рождению, но и по всему складу своего характера – мягкого на вид, но настойчивого и волевого – Виктор Михайлович горячо любил всю жизнь семью, искусство, русский народ и Родину. <…>

После чая сам Виктор Михайлович предложил посмотреть его работы последних лет. Повел к себе наверх в мастерскую. Попросил постоять за дверью на площадке лестницы, пока сам поворачивал и устанавливал по свету большие холсты, потом позвал и стал показывать и объяснять содержание картин.

Показывая на фигуру поляка в сказке “Царевна Несмеяна”, сказал: “Это я нашего Катарра (В. А. Котарбинского) припомнил, как он важно, точно ‘круль польский’, усы свои закручивает и сам при этом посмеивается. Так вот и этот у меня: его очередь смешить царевну еще не пришла, а он уже воображает себя победителем, как ‘пан Заглоба’ у Сенкевича. Усы крутит – на своих соперников гордо поглядывает – совсем наш Катарр, когда разойдется и о разделе Польши заговорит”.

Вспомнил Киев, работу в соборе, моего отца, умершего в 1916-м году, к которому чувствовал настоящее сердечное расположение. Вероятно, подметив, что новые картины не вызывают во мне энтузиазма, вспомнил сам и совет моего отца – хорошенько отдохнуть перед новым этапом творческой работы.

“Мне тогда твой отец советовал поехать надолго в Италию, основательно освежиться, набраться новых сил и новых художественных впечатлений, да я не послушался и плохо сделал. С новыми силами я не так бы написал все эти сказки”.

Виктор Михайлович умел работать, умел видеть достоинства и недостатки не только в работах других художников, но и в своих собственных. К себе относился еще строже и требовательней, чем к другим. Прижизненное общественное признание его таланта не вскружило ему голову»[660].

От советского государства Виктор Васнецов не ждал ни почестей, ни объективной оценки своего творчества, когда его произведения, как правило, трактовались как иллюстрации к детским сказкам, хотя все же получал некоторые вознаграждения:

«Москва, 21 мая 1924 г.

Центральная комиссия по улучшению быта ученых ходатайствует о назначении персональной пенсии знаменитому художнику академику живописи Виктору Михайловичу Васнецову, отнесенному ЦЕКУБУ к высшей категории деятелей искусства (5-я категория).

В настоящее время В. М. Васнецову исполнилось 75 лет и здоровье его находится в тяжелом состоянии.

Центральная комиссия по улучшению быта ученых полагает, что за свои исключительные заслуги перед русской живописью известный всему культурному миру В. М. Васнецов заслуживает пенсии в размере полуторной ставки по 17-му разряду тарифа ответственных работников»[661].

Итак, художник с «исключительными заслугами перед русской живописью» продолжал все так же вдохновенно трудиться в мастерской своего дома, стараясь отдаляться от противоречий и неурядиц непростого постреволюционного времени. В его мастерской по-прежнему и в наши дни находятся монументальные полотна, которым сам автор придавал столь большое значение, «Бой Ивана-царевича с трехглавым змеем»[662] и «Спящая царевна», иносказательно выражающие образ России и необходимости борьбы за нее, в том числе духовного сопротивления. Над картиной «Спящая царевна», столь дорогой его сердцу, художник продолжал работать до последних дней жизни. Тогда же писал с натуры «Портрет М. В. Нестерова»[663], который не успел полностью завершить.

Об этом узнаем, в частности, из свидетельств дочери художника Татьяны Викторовны Васнецовой, записанных Николаем Праховым. «11-го мая 1948 года дочь Виктора Михайловича – Татьяна Викторовна – художница, помогавшая своему отцу в исполнении заказов, – сообщает мне, что ее отец после Великой Октябрьской революции «продолжал работу над большими картинами на сказочные темы, писал портреты, исполнил несколько небольших вещей и повторений в уменьшенном виде с картин: “Богатыри”, “Серый Волк”, “Аленушка”, два раза “Витязь на распутье” – больше все по заказам; сделал несколько эскизов на исторические и сказочные темы. Самой последней его работой был портрет М. В. Нестерова (не оконченный, по ее мнению)»[664].

В 1920-е годы Виктор Васнецов все чаще обращался к образу Спасителя, давая ему и религиозную, и философско-историческую трактовку. Он словно сопоставлял события древней истории и современной ему России. Образ Спасителя в его творчестве менялся на протяжении первых двух десятилетий ХХ века от скорбного Спаса к грозному Судие. Так отражались заключения художника и его отношение к происходящим