Оруэлл - Юрий Георгиевич Фельштинский

хорошим литературным редактором, что вообще редакторская работа не относилась к его сильным сторонам, что он запаздывал с принятием решений и часто принимал «ошибочные решения» о публикации материалов, не заслуживавших внимания читателей, объясняя последнее тем, что сам много лет получал унизительные отказы от солидных изданий, а потому жалел авторов. «Сомнительно, следует ли тому, кто долгое время являлся свободным журналистом, становиться редактором. Это подобно тому, как если бы осужденный был прямо из своей камеры отправлен на должность начальника тюрьмы», – писал он под конец своего сотрудничества в «Трибюн», уже не являясь штатным редактором549.

Писатель ни в малейшей мере не приукрашивал (но и не обличал) свое поведение. В архиве сохранилось его деликатное письмо некоему Р. С. Р. Фиттеру, приславшему никуда не годную рецензию: «Я извиняюсь за то, что доставляю Вам дополнительные хлопоты, но не могли ли бы Вы только добавить к этой рецензии пару строк о самой книге?»550 Он разъяснял рецензенту, как ребенку, что надо хотя бы сказать, хорошо или плохо выполнил автор книги поставленную перед собой задачу. Невозможно отделаться от мысли, что Оруэлл издевался над незадачливым графоманом. Но если и так, письмо было написано с невозмутимой внешней серьезностью и показным уважением.

Идея печатать серию статей «Как мне хочется» была подсказана Оруэллу Йоном Кимче, позаимствовавшим ее у бывшего редактора «Трибюн» Р. Постгейта (тот, в свою очередь, перейдя работать в газету «Контроверси», публиковал в ней цикл статей с почти таким же названием: «Я пишу, как мне хочется»). Под таким заголовком можно было, по словам Кимче, писать о чем угодно – «о ботинках и кораблях, о сургуче, о капусте и королях[56]»551. Такая свободная форма была особенно подходящей писателю после того, как он в течение двух лет подчинялся полувоенной дисциплине Би-би-си. Это был для Оруэлла свежий воздух, который он вдыхал с наслаждением: за первый месяц работы в еженедельнике он напечатал четыре таких обзора – в каждом номере. Позже публикации стали несколько реже, но их настрой, интонации, способ подачи материала оставались прежними: доверительный разговор с читателями.

Предельно общий характер заголовка давал возможность ставить те вопросы, которые автор считал в данный момент наиболее важными, причем он умело завязывал самые разные темы в единый узел, так что создавалось впечатление единства и целостности материала. При этом при переходе от одной темы к другой не было формальной связки. Просто сам доверительный тон, свойственный статьям этого цикла, создавал плавный переход. Важнейшие проблемы дня автор преподносил в окружении других тем, которые были любопытны или же приятны для чтения сами по себе, без политической важности. Как правило, такие «разгрузочные» материалы написаны были настолько живо, что с удовольствием поглощались всеми читателями.

В тематику статей входили последние политические, экономические и культурные события за рубежом и в Великобритании, природные наблюдения, впечатления от книжных новинок, собственные воспоминания и впечатления и даже кулинарные предпочтения и рассуждения об особенностях разных сортов кофе или чая. Поразительно, но в одной из статей Оруэлл рассуждал о ценах на чай в воюющей Англии для того, чтобы перейти к вопросу о необходимости международного суда над Гитлером и другими военными преступниками по окончании войны.

Литературные критики, историки культуры, биографы писателя почти единодушны в мнении, что статьи этой серии относились к наиболее значительным и ярким примерам жанра газетной публицистики552, а «дни, проведенные в “Трибюн”, были в числе самых счастливых и наиболее плодотворных дней Оруэлла»553. Ряд оруэлловских статей этого цикла позже был включен в различные антологии и хрестоматии в качестве образцов подачи газетного материала, сочетания свободной формы с правильным подбором тематики, блестящим обоснованием своей позиции и великолепным владением языком. Именно в связи с этим циклом Оруэлла впервые стали относить к классикам публицистического жанра.

Первая статья серии была посвящена американским военнослужащим, сосредотачиваемым на британском побережье Ла-Манша и Па-де-Кале для высадки в континентальной Европе. Это были достаточно острые и нелицеприятные рассуждения по поводу усиливающихся в среде благопристойных британских обывателей антиамериканских настроений и высокомерного отношения американцев к англичанам. Статья открывалась описанием сцены дебоша, устроенного двумя подвыпившими американскими солдатами возле какого-то киоска. Автор, вроде бы пытавшийся их успокоить, услышал в ответ, что ему вышибут мозги; впрочем, после этого все мирно разошлись. От этой полупародийной сценки Оруэлл перешел к неизбежности столкновений солдат союзной армии с британскими гражданами. И те и другие смотрели друг на друга сверху вниз, власти же пытались заглушить эти противоречия, понимая, что сведения о них могут воспрепятствовать объединению военных усилий. Впрочем, получив от читателей ожидаемые и в каком-то смысле спровоцированные им самим обвинения в антиамериканизме, Оруэлл с готовностью отступил: «Я в гораздо меньшей степени антиамериканист, чем большинство англичан в настоящее время»554.

Масса материала посвящалась чувствам, настроениям, предрассудкам и предпочтениям рядовых британцев. Оруэлл не переоценивал интеллектуальность и образованность соотечественников, но в то же время не относился к ним по-барски снисходительно, а воспринимал их такими, каковы они были, не приукрашивая и не высмеивая. Рядовым британцам, по мнению Оруэлла, был присущ образ жизни, который вел Санчо Панса, верный оруженосец Дон Кихота, великолепно описанный Сервантесом. К образу «британского Пансы» писатель довольно подробно обратился в статье, опубликованной в конце 1943 года: «Одна его часть желает стать героем или святым; другая часть – это маленький толстый человек, который совершенно ясно видит, что преимущество заключается в том, чтобы остаться в живых и сохранить собственную шкуру. Это его неофициальный образ. Его вкусы направлены на то, чтобы жить в безопасности, иметь мягкую постель, поменьше работать, обладать кувшином пива и женщинами с соблазнительными фигурами»555.

Порой у Оруэлла возникали разногласия с редакционным советом «Трибюн», в том числе с Бивеном, определявшим политический курс газеты. Писатель считал, что Бивен настроен просоветски и это препятствует объективному освещению хода войны. Тем не менее самому Оруэллу была предоставлена почти полная свобода в определении тематики, подборе авторов и, главное, в содержании его статей, что он в полной мере ценил: «Это единственный независимый голос в социалистическом движении. Это единственная еженедельная газета, которая действительно предпринимает усилия, чтобы быть одновременно прогрессивной и человечной»556.

Публикация популярной серии статьей имела следствием еще и то, что ее автор превратился в медийную фигуру, о нем стали писать не только серьезные издания, рецензировавшие его книги, но и журналы, рассчитанные на самую широкую публику. Так, в 1946 году в популярном журнале «Вог» («Мода») была помещена фотография писателя, выглядевшего старше своих лет, с заметными морщинами на лице, в темном пиджаке и немодном темном галстуке, и дано описание его