Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников

И все же мне хочется сказать еще немного об Александре Николаевиче Коновалове, а он для меня был и остается Сашей, которого я знаю со школьных лет и с которым мы выросли на одном, любимом нами кусочке земли. Сейчас это один из лучших в мире нейрохирургов, академик, лауреат Государственной премии, присужденной ему в августе 2007 года за сложнейшие операции на одном из самых важных органов человека – головном мозге. Он много лет возглавляет главный в нашей стране научно-исследовательский институт нейрохирургии. И всего этого он добился сам, благодаря своей неуемной энергии и бесконечному, постоянному труду. И, конечно, таланту и способностям, которые в него заложили его родители, в первую очередь Николай Васильевич. Но и от Екатерины Степановны многое перепало Саше. Прежде всего доброта и порядочность. Он очень добрый человек, который жалеет всех: больных людей, животных, деревья, кустарники и даже траву, которую он не позволяет косить у себя на участке. Я знаю многих его сотрудников и многих его пациентов. Они преклоняются перед ним за его мастерство и обожают его за человеческие качества. Он никому никогда не отказал в помощи, будь то сложнейшая операция по поводу церебральной опухоли или засевшая в снегу автомашина. Мне тоже приходилось не раз просить его проконсультировать и прооперировать моих знакомых и коллег по больнице, где я работаю, да и самому мне дважды потребовалась его помощь. И он всегда делал все, что было в его силах. А сил с возрастом у человека, к сожалению, не прибавляется. И жизнь у Саши ох какая непростая. Одних только операций по поводу отрыва мышц такой важной для него, правой руки было немало… Обо всем и не рассказать.

Поражает его упорство. В любую погоду, будь то летняя жара или осенние пасмурные дни, он играет в теннис. И даже когда ему пришили оторванную мышцу на правом плече, он продолжал играть… левой рукой. Да-да, он научился играть левой рукой, и играть неплохо. Теннис и купание в холодной воде после игры – это его субботний и воскресный ритуал. Это дает ему зарядку на всю трудовую неделю. А труд его состоит из многочасовых операций под микроскопом, когда в течение шести и больше часов нельзя ни встать, ни отойти от стола. Я не имею отношения к нейрохирургии, никогда не стоял за столом в нейрохирургической операционной, но знаю, как хирург с многолетним стажем, что практически нет в медицине операций, равных по сложности операциям на головном мозге. И нагрузка на хирурга здесь сумасшедшая. Не только психологическая, но и чисто физическая. Ведь мышцы руки оборвались у Саши не от тенниса, а от дикой статической нагрузки во время операций.

Я много лет наблюдаю за Сашей на горных лыжах. Это его второй, самый любимый вид спорта. Он встал на слаломные лыжи очень поздно, будучи уже взрослым человеком. А это совсем не то, что начинать с раннего детства. Я помню, как у него перекрещивались на спуске лыжи и как он падал. А потом вставал и снова лез в гору. И стал прекрасным горнолыжником, которому по плечу очень серьезные горные спуски на Кавказе и в Альпах. Мы катались с ним по субботам на нашей родной Шуколовке, старались каждую зиму съездить куда-нибудь в настоящие горы и всюду спускались с ним практически на равных, несмотря на то, что я стал заниматься слаломом в семь лет, а он – в тридцать семь. Постоянный спорт, спорт с ранней юности – спортивная гимнастика, легкая атлетика, плавание, водный туризм и, конечно, теннис и горные лыжи – вот ключ к феноменальной выносливости Саши к нагрузкам в операционной и в директорском кабинете. Да, я не шучу, – именно в роли директора института работа Саши кажется мне наиболее трудной. Что значит руководить огромным коллективом ученых и клиницистов, знают только те, кто этим занимался. Подобрать такой коллектив и завоевать непререкаемый авторитет у всех, начиная от простой санитарки до заведующего отделением, очень и очень непросто. У Института нейрохирургии давние традиции, им руководили такие корифеи, как профессора Бурденко, Егоров и Арутюнов. Тем более сложна была задача Коновалова, когда он в сорокалетнем возрасте стал их преемником. А ведь еще было труднейшее, многолетнее строительство нового здания. И начиналось оно в советское время, когда для решения финансовых вопросов недостаточно было быть признанным мастером своего дела, приходилось обивать пороги высоких кабинетных чиновников, многие из которых весьма смутно представляли себе, что такое нейрохирургия. Да и после перестройки в этом вопросе мало что изменилось. А теперь огромный новый дом на 4-й Тверской-Ямской построен, и каждый может им полюбоваться. И не просто построен, а живет, работает, наполнен уникальным оборудованием, стоимость которого сопоставима со стоимостью самого здания. И персонал, какого больше нет ни в одной из московских клиник. И все это сделано умом, волей и энергией Саши. Да, ему помогали многие. Но ведь абы кому помогать не будут. Для этого нужно было быть Коноваловым.

Я очень люблю Сашу, люблю как друга детства, друга надежного и достойного. Мы с ним очень разные и по-разному смотрим на многие вещи. Меня иногда удивляет, иногда даже раздражает Сашин образ жизни на даче. Да, он не стрижет газон и не разводит цветы. Он не знает подчас, как починить водопровод или электричество. Но нельзя всех равнять под свою гребенку. После шести дней тяжкого труда он имеет полное право поиграть в теннис, а потом посидеть на балконе с книгой, или посмотреть спортивную передачу по телевизору, или просто позагорать на солнышке. И нельзя забывать, что руки постоянно оперирующего хирурга не могут быть испачканы в земле или в машинном масле. Он просто не имеет права делать многое из того, что могут делать обычные люди. И поэтому Саша признателен тем, кто помогает ему наводить порядок и красоту в саду его любимой дачи. А именно наш неразделенный заборами и поросший вековыми деревьями садовый участок с теннисным кортом, на котором мы все выросли, объединяет нас. Объединяет и память о тех, кто жил здесь и кого мы любили и уважали. Мне становится тепло на душе, когда я вижу, как загорается свет в окнах старой дачи, когда приезжает Саша. И я по-прежнему, как в детстве, радуюсь, когда Саша неожиданно приходит к нам в дом, традиционно удивляясь, как у нас