Варрэн-Лин: Сердце Стаи - Юна Ариманта

широко раскрыла глаза, вглядываясь в лицо демона и пытаясь догадаться, о чем он думает еще до того, как он это проговорит. Она лежала рядом с демоном нос к носу. Хоегард был в своем зверином обличье с длинными загнутыми назад козлиными рогами, с вертикальными зрачками ночного хищника и острыми клыками цвета топленого молока, выглядывающими из-под верхней губы.

Она больше не думала о том, что он похож на мужчин из ее деревни. Он не был похож ни на одного человеческого мужчину, но Динка за эти несколько дней уже привыкла видеть демонов такими, какие они есть. И не боялась. Его лицо уже не казалось ей страшной звериной мордой. Она с любопытством разглядывала его так близко. Вот бы потрогать эти рога и удостовериться — настоящие ли они? А что если спросить его, может быть он разрешит? Рога смотрелись на его голове так естественно, словно были там всегда. И сам Хоегард так двигался, что никогда, даже случайно, не цеплял этими рогами окружающие предметы.

— Они дикие, страстные, необузданные, — продолжал Хоегард рассказывать про женщин-ва́ррэнов. — Наша женщина ни за что не позволит присвоить ее без согласия. Она будет сражаться, как дикий зверь, защищая то, что ей дорого. И только сильному и достойному ее мужчине она уступит, и подпустит его к себе. — В нашем мире только женщина решает, когда, с кем и насколько долго она готова завести отношения. Она, не задумываясь, убьет мерзавца, который посмеет обидеть ее или сказать слово ей поперек. Мы подчиняемся нашим женщинам и, взамен, получаем ни с чем не сравнимое наслаждение от обладания ими. В этом мире мы не находим ни одной женщины, подобной нашим, — Хоегард сокрушенно вздохнул. В комнате повисла тягостная тишина.

А Динка пыталась представить себе женщину, которая могла бы приказывать этим четверым дикарям, чтобы они ее слушались. Вообразить такое не получалось. Весь ее скудный жизненный опыт подсказывал, что именно женщина подчиняется мужчине. Именно мужчина в своем праве сильнейшего может оскорбить, ударить и даже убить женщину, которая чем-то ему не угодила. Так было заведено в ее семье, так же поступали и другие мужчины из ее деревни. Также поступал бы с ней и ее муж, если бы однажды кто-нибудь взял бы ее в жены.

— Особенно от недостатка женщин страдает у нас Шторос, — спустя пару мгновений, насмешливо поддел Хоегард товарища, разряжая атмосферу шуткой.

— Да пошел ты! — фыркнул Шторос со своей кровати.

— Еще как! — захохотал Хоегард. — Сколько прекрасных дев покорил ты дома! А здесь? Ни одной достойной соперницы!

— Одни козы, — буркнул Шторос и отвернулся, давая понять, что не настроен на продолжение разговора.

Динка фыркнула, сообразив, что последнее высказывание адресовано ей.

— Да, — вздохнул Хоегард. — Если бы хоть одна оказала достойное сопротивление, то здесь было бы гораздо интереснее жить.

— Кроме ва́ррэнов в нашем мире живут… — Хоегард продолжил свой рассказ, а Динка, слушая его глубокий размеренный голос, почувствовала смертельную усталость и ненадолго прикрыла глаза.

Кровь! Кругом кровь! И странные чавкающие звуки вперемешку с криками. Динка ошалело обвела взглядом смутно знакомую комнату, но брызги крови, летящие в лицо мешали смотреть. Мешали увидеть всю картину целиком.

Боль. Страх. Ненависть. Все смешалось и плеснуло во все стороны огнем. Ярким горячим пламенем, вычищающим скверну из этого места. Кто-то истошно кричал, но Динке было не до жалости. Ее захлестнули страх и ненависть. Пусть горят! Пусть все сгорят! Пусть замолчат навсегда! Она не хотела больше этого слышать!

Динка свернулась клубочком под столом, зажимая ладонями уши. От криков в голове звенело. Вокруг ревело дикое непокорное пламя, но Динку оно не жгло. Языки огня облизывали ее босые пятки, пробегали по ее растрепанным волосам, скатывались с ее скрюченной спины.

Пламя урчало, как голодный зверь, и пожирало все, до чего могло дотянуться. Горели кружевные занавески на окнах, разноцветные половички на полу, вышитые покрывала на кроватях. Все вокруг тонуло в огненном смерче. И лишь Динка оставалась невредимой в этой геенне.

И тут нестерпимая боль осознания пронзила ее мысли.

— Не-е-е-ет!

Динка вздрогнула и проснулась. Некоторое время она молча моргала, таращась в темноту. Сон был настолько ярким, словно это было на самом деле. Но о чем он был, Динка не поняла. В голове все спуталось, и вспоминалось только ревущее оранжевое пламя, да снопы искр от обрушившейся балки.

Она завозилась, пытаясь понять, где же она. Вечером она уснула в постели Хоегарда под его размеренный рассказ. А сейчас она лежала у стены на кровати, а рядом мирно сопел Дайм. Они перенесли ее во сне к Вожаку, и она даже не почувствовала!

Динка попробовала было уснуть снова, но не смогла из-за настойчивых позывов в уборную. Вечером она заснула, не сходив туда, и теперь среди ночи природа требовала свое. Динка осторожно перебралась через большое тело Вожака и на цыпочках вышла из комнаты, беззвучно прикрыв за собой дверь.

Уборная в этом постоялом дворе была на улице. Маленький деревянный домик, источающий зловоние, находился на некотором отдалении от крыльца. И Динка босиком, подобрав повыше свою неудобную большую сорочку, припустила туда. Возвращалась оттуда она уже не спеша. Ночь была чудесная, теплая. С неба светил яркий месяц с острыми рогами. А где-то далеко были слышны соловьиные трели. Мягкая утоптанная трава тропинки приятно ласкала босые ступни. И Динка остановилась, глубоко вдыхая теплый, напитанный ночными ароматами воздух. Где-то там в душной комнате постоялого двора крепко спали четыре демона и видели в своих снах красное небо с двумя лунами, диких и прекрасных женщин, далекий неизвестный ей край.

А она, Динка, была в двух шагах от свободы. Сейчас прокрасться на конюшню, вывести самого быстрого коня, вскочить на него и нестись быстрее ветра. Все дальше и дальше. Затеряться в бескрайних лесах, заплутать в непролазных болотах, переплыть быстрые реки. И никогда они не найдут ее в родном, до боли знакомом ей, мире. Динка мечтательно вздохнула, поддавшись минутной слабости. Но затем решительно отмела от себя глупые мысли.

Ее мир — это не только бескрайние леса и быстрые реки. Это и жестокие равнодушные люди, это холод и голод, это участь бродяжки, нищенки, а то и продажной женщины. Ей некуда идти. Ее никто не ждет. В этом мире она никому не нужна. Зато она нужна этим нелюдям. Настолько нужна, что они готовы защищать ее,