Невеста на замену - Наталья Соболевская

— Да, Вадим, неужели мы уже уходим? — передразнивая не только интонацию девушки, но и её переполненное страданием выражения лица, тоже поинтересовалась я.

Адашев, понимая, что я над ним издеваюсь, бросил на меня недовольный взгляд, а Лисичке ответил:

— Виктория, моя жена успела отдохнуть после перелёта, — сказав это, муженёк подтянул меня к себе ещё ближе. — Поэтому мы проведём этот вечер вдвоём, как и весь отпуск, вам лучше найти сестру и зятя. Всего доброго.

До виллы мы добирались молча, каждый думал о своём. Мне оставалось только надеяться, что Адашев не фантазирует о том, как он медленно, смакуя каждый момент, с наслаждением меня душит. Я же, став свидетельницей разговора Вадима и Лисички, наоборот, заметно к нему подобрела.

Во-первых, Лисичка обращалась к Вадиму на «вы», следовательно, он всё время держал с ней дистанцию. Во-вторых, она не выглядела шокированной, когда он назвал меня женой, значит, о своём семейном положении он её предупредил. Ну и в-третьих, но не по значимости, Адашев отшил Лисичку и ясно дал понять, что в дальнейшем общении не заинтересован, причём сделал это без сожаления, несмотря на то, что девушка без всякого преувеличения — просто красотка.

Судя по всему, Вадим действительно не собирался крутить с Лисичкой роман, но я всё-таки не зря пошла в ресторан и устроила там встряску Адашеву, нам вместе жить три года, и чем раньше заставлю его себя уважать и считаться с моим мнением, тем лучше.

Мы прошли в гостиную виллы всё так же молча, и если я предпочла присесть на диван, то Адашев встал напротив меня и долго сверлил взглядом.

— И что это было? — наконец спросил он, когда игра в гляделки ему надоела.

— Я наплевала на твои интересы, как ты наплевал на мои, — спокойно начала я. — Ты с чего-то вдруг взял, что можешь решать, какие мы будем обсуждать темы, а какие нет. Поверил в то, что можешь сказать мне «смирись», и я так и сделаю. А я тебе только что доказала, что ты далеко не хозяин положения, скорее ты у меня на крючке. Смотри, я нарушила твоё главное правило — флиртовала с другим мужчиной у всех на глазах, и всё, что ты можешь, это только пыхтеть и со злостью смотреть на меня.

— Я у тебя на крючке? — прорычал он, выделяя каждое слово.

— Конечно, — подтвердила я с улыбкой. — Ты уже заплатил мне половину суммы, это очень приличные деньги. Могу ограничиться только ими. Зато не придётся изображать твою жену три года. Кто помешает мне сразу по возвращении домой подать на развод?

В глазах Вадима вспыхнуло нечто крайне зловещее и пугающее, поэтому поспешила его успокоить, чтобы он прямо здесь и сейчас, на террасе, в бассейне меня не утопил.

— Послушай, я доиграю свою роль до конца и не разорву с тобой договор, если ты начнёшь относиться ко мне как к равноправному партнёру, а не как к купленной вещи, которой можно просто заткнуть рот и отказать без объяснений.

— Не слишком ли много на себя берёшь, Катерина? Думаешь, я не найду способ вернуть свои деньги или сделать твою жизнь невыносимой? Да стоит мне только пальцами щёлкнуть…

— Так щёлкай, забирай и устраивай, — перебив Адашева, закричала я. — Сколько себя помню, Левашовы изо дня в день меня оскорбляли и унижали, считали каким-то недочеловеком, на чьё мнение, желания и чувства можно легко наплевать. Я сыта этим по горло и не собираюсь так больше жить. Я уже попробовала нормальной жизни и лучше умру, чем снова позволю собой помыкать. Так что действуй, но покорной и соглашающейся на всё марионеткой я больше ни для кого не буду, хоть убей, — только когда закончила, поняла, что на глаза навернулись предательские слёзы.

Глава 14

Отвернулась в сторону и часто моргаю, чтобы высушить слёзы. Не нужно было раскисать и поддаваться эмоциям, такие как Адашев не уважают и не воспринимают всерьёз слабых людей. А я, мало того что говорила о своих детских обидах дрожащим голосом, так под конец ещё и практически разревелась.

Сейчас Адашев скажет, что я плаксивая впечатлительная девчонка, и отправит меня в комнату успокаиваться.

Вадим, задрав голову к потолку, шумно выдохнул, а затем присел рядом со мной на диван, причём так близко, что его бедро касалось моего.

— У нас сегодня день как-то не задался. Ты начала ворчать на меня с самого утра, как по мне, без причины, потом игнорировала, а я в ответ говорил не то, что думаю, делал не то, что хотел и угрожал, хотя знал, что ни одну из угроз не выполню. Давай, объявим мир и спокойно поговорим.

Ждала от Адашева всего что угодно, но только не того, что он выкинет белый флаг и вместо войны предложит мирные переговоры.

Тут два варианта: либо Вадим лучше, чем я о нём думала, либо гораздо хитрее, чем кажется, но если он предлагает диалог, нужно в любом случае соглашаться.

— Начинай, — отозвалась я.

— Я успел изучить тебя достаточно хорошо и могу точно сказать, ты не станешь раздражаться на кого-либо лишь потому, что встала не с той ноги. Но сегодня с утра ты вела себя так, словно обижена на меня. Долго ломал голову, где ошибся, но ничего так и не вспомнил. Катя, объясни, что я сделал не так?

До скрежета зубов не хотелось признаваться Адашеву, что подслушала его разговор, но нельзя требовать от человека равноправного партнёрства и тут же ему врать, поэтому решила сказать правду.

— Когда я была в ванной, ты обсуждал меня по телефону, разумеется, не специально, но я слышала, о чём ты говорил.

Вадим задумался, словно с утра прошло не несколько часов, а несколько лет и ему требовалось, как следует порыться в голове, чтобы вспомнить тот разговор, а после он с таким непониманием уставился на меня, что я не удержалась и, коверкая голос под мужской, процитировала его:

— Ром, придётся себя пересиливать. Влюблённая женщина — послушная женщина. Можно контролировать иначе, но это самый эффективный способ.

— Я прекрасно помню, что говорил, но не понимаю, как это связано с тобой?

— Адашев, не прикидывайся, тебе не идёт. Ты обсуждал меня с неким Романом, вероятно, это наш коммерческий директор. Ты сказал ему, мол, нужно быть со мной милым, чтобы я влюбилась и была послушной. Можно, конечно, контролировать по-другому, но если я ведусь, то зачем усложнять. Ещё скажи…

Договорить не успела, потому как Адашев громко расхохотался.