Харчевня «Три таракана» история выживания на гномьем торжище - Юлия Арниева

когда жизнь покидала молодое тело, каким-то невозможным, невероятным образом в него вошла я. Екатерина Николаевна Дерябина, женщина из совершенно другого мира, другой реальности, другого времени.

Что случилось с прежней мной — с той Катей, что жила в нашем мире электричества и интернета — я не знала. Полная пустота в памяти, словно эта часть жизни была аккуратно вырезана острым ножом. Может быть, она умерла в тот же момент, когда умерла Мей. А может быть, проснулась в больнице с полной амнезией, и врачи ломают головы над ее загадочным случаем.

Не знаю. И, как ни ужасно это звучит, мне было все равно. Та жизнь казалась теперь чужой, далекой, словно плохой сон.

Потому что гораздо страшнее была другая мысль.

Вчера на кухне, я коснулась того странного механического паука, и он ожил. Задвигался, начал работать, стал методично мыть посуду, словно это было самой естественной вещью на свете. А теперь, когда память Мей слилась с моей, я понимала, что это было.

Техномагия. Запрещенная техномагия.

В королевстве Вестмар, под властью которого находилось торжище, техномагия была объявлена вне закона уже больше века.

Король Альдрич Третий, нынешний правитель Вестмара, был человеком жестоким, но справедливым в своей жестокости. Он не делал исключений ни для кого — ни для дворян, ни для богатых купцов, ни для простолюдинов. Техномаг шел на костер независимо от происхождения, богатства и заслуг перед короной.

Теперь я понимала, почему отец Мей ушел так далеко от столицы, спрятался здесь, на самом краю цивилизованного мира. Гномы относились к техномагии совершенно иначе — для них это было искусство, часть их древнейшей культуры. В их подземных городах механические помощники работали веками, и никто не видел в этом ничего страшного.

Но вот к людям гномы относились с плохо скрываемым презрением, называя их «человеками» — существами низшими, недостойными, слишком недалекими, чтобы понять красоту истинного мастерства. Марк мог работать здесь спокойно именно потому, что гномы его прикрывали, ценя его талант превыше расовых предрассудков.

Но гномы защищали его самого, а не его дочь. И уж точно не чужую душу в теле его дочери.

А самое ужасное заключалось в том, что в самой Мей магии не было. Ни капли. Девочка была обычным человеком, без всяких сверхъестественных способностей. В памяти Мей не было ни одного случая, когда бы она сотворила что-то необъяснимое.

Зато во мне, похоже, эта сила была.

Иначе как объяснить, что механический паук ожил от моего прикосновения? В воспоминаниях Мей такого не случалось никогда. Отец тщательно прятал от нее свои творения, а те немногие механизмы, с которыми она сталкивалась в детстве, оставались мертвым металлом в ее руках.

Но стоило мне коснуться этой латунной твари, как она задвигалась, заработала, словно во мне проснулась древняя сила, способная вдохнуть жизнь в мертвое железо.

Я снова посмотрела в медное зеркало. Молодое лицо, полные губы, ясные глаза, в которых плескался ужас. Двадцать лет жизни впереди — целая вечность по сравнению с тем, что осталось позади.

И смертный приговор, который я, возможно, уже подписала, неосторожно прикоснувшись к запретной магии.

Мои руки дрожали, когда я схватилась за край раковины. Медь была холодной, почти ледяной под пальцами, но это не помогло унять жар страха, который разливался по венам, отравляя каждую мысль.

Что мне теперь делать? Как жить с этим знанием? И главное — как скрывать то, что во мне пробудилось?

Глава 4

Я не знаю, сколько простояла в ванной, вцепившись в край медной раковины и глядя в собственное отражение. Молодое лицо с испуганными глазами смотрело на меня, словно ждало ответов, которых у меня не было.

Техномагия. Запрещенная магия. Смертный приговор.

Слова вертелись в голове, не давая покоя. Но постепенно первый ужас стал отступать, уступая место более практичным мыслям. Да, во мне проснулась сила. Да, это опасно. Но паниковать сейчас — роскошь, которую я не могу себе позволить.

Во-первых, никто этого не видел. Кроме меня и механического паука, свидетелей не было. Во-вторых, я понятия не имела, как эта сила работает и можно ли ее контролировать. А значит, нужно разобраться.

Желудок напомнил о себе голодным урчанием. Когда я в последний раз ела? Вчера? Позавчера? В памяти Мей всплыл образ сухой корочки хлеба, которую она грызла накануне драки, боясь тратить деньги на нормальную еду. Тело требовало пищи, и это требование было вполне земным, понятным.

Я умылась холодной водой, пригладила растрепанные волосы и спустилась на кухню. Здесь меня встретил тот же беспорядок и кислый запах вчерашнего дня. Первым делом мой взгляд упал на таз с мыльной водой. Механический паук лежал на дне, неподвижный и безжизненный, и если бы я не видела собственными глазами его «пробуждения», то приняла бы за причудливый кусок металлолома.

Я осторожно обошла таз по широкой дуге, стараясь даже не смотреть в его сторону.

И только теперь, когда первый шок прошел, я смогла по-настоящему осмотреться. То, что я увидела, заставило меня замереть на пороге.

Кухня была буквально наводнена странными, причудливыми механизмами, которые вчера, в суматохе и панике, я просто не заметила. Или не хотела замечать.

На большом разделочном столе стоял приземистый автомат, похожий на огромного бронзового жука. Вместо головы у него был специальный лоток для продуктов, а по бокам торчали дисковые ножи разных размеров — для нарезки, рубки, шинковки. Рядом, намертво прикрученный к массивной столешнице, застыл другой механизм, напоминающий чугунную жабу с огромной пастью-чашей и мощными рычагами-лапами.

В углу притаился механизм, похожий на бочонок с головой-котелком, из которого торчали различные трубочки и носики. Скорее всего, для приготовления напитков или соусов.

Но больше всего меня поразил изящный паучок из темного дерева. Он был не больше моей ладони, но его конструкция была удивительно сложной. Одна из его лапок держала грифель, а перед ним лежала аккуратная грифельная дощечка.

Я переводила взгляд с одного механизма на другой, и ледяное осознание медленно расползалось по венам. Это они. Те самые помощники, о которых Мей никогда не знала. Это они резали овощи, месили тесто, убирали со столов и считали прибыль. Это благодаря им ее отец, один-единственный человек, мог управляться с целой харчевней, полной вечно голодных и требовательных посетителей.

Марк не был одиноким трудягой, как думала дочь. У него была целая армия безмолвных, запрещенных слуг.

Я настороженно поглядывала на эти застывшие фигуры, чувствуя себя так, словно попала в музей, где экспонаты в любой момент могут ожить. Каждый