Жена неверного генерала, или Попаданка на отборе - Юлия Удалова

– Мне кажется, ты забыла, кто ты на самом деле. Забыла о своем происхождении. Эдриан просто тебе напомнил.

– Я – дочь барона, – собрав остатки воли в кулак, выговорила я. – Такая же аристократка, как и ты!

– Такая же? – Агнес тихо засмеялась – этот звук напоминал мелодичные переливы колокольчиков. – Твоя мать была обычной крестьянкой, которую мой отец по-быстрому отодрал в стоге сена. Ты выросла на ферме и всю жизнь доила коров. И внешность у тебя соответствующая – в свою мамашку-скотницу. Внешность рябой недалекой деревенской девки. Не только внешность, но и нутро. Ты совсем не похожа на аристократку, сестренка, как бы ни пыжилась ею стать. Ты не из того теста.

Когда Эдриан прилюдно унизил меня и отказался от нашего брака, то я не знала, может ли мне стать еще больнее.

Оказалось, может.

Может, доказала Агнесс.

Моя сестра, от которой я не ожидала настолько жестоких слов.

– Но отец ведь признал меня и наделил титулом! – не выдержав, зарыдала я, хотя плакать сейчас перед Агнесс казалось самым унизительным из всего, что я сегодня пережила. – Госпожа Мерседес приняла меня, ты меня приняла! Вы сказали, что теперь мы – одна семья!

Сестра медленно повернулась ко мне и я поразилась, насколько изменилось ее лицо.

Обычно милое, участливое и располагающее к себе, сейчас оно напоминало треугольную морду змеи.

По губам Агнесс скользнула усмешка.

– Неужели ты и правда поверила в то, что мы бы принять в свою семью такую тупую корову, как ты, Фифи? А Алый генерал Серинити, блестящий Эдриан Сальваторе мог взять тебя в жены по-настоящему? Тупорылая доярка… Как же ты могла так много о себе возомнить?

И я упала на колени, сраженная резким переходом от милой заботливой сестренки к отвратительной паучихе, заманившей меня в свою паутину и вонзившей ядовитые жвала прямо мне в шею.

Захлебываясь слезами, я хотела крикнуть, как она могла, но у меня не получалось вымолвить и слова.

А Агнесс стояла надо мной, такой жалкой и убитой горем, в свадебном платье, в драгоценной короне, облитая золотистыми лучами заходящего солнца, и была в этот момент поистине прекрасна, словно мои слезы и страдание напитывали ее силой и красотой.

– Ты просто не можешь себе представить, замухрышка, как же мы страдали от того, что в нашем доме поселилось воняющее силосом и навозом уродливое нечто, которое нам приходилось называть своей дочерью и сестрой.

Я опустила голову и заткнула уши, чтобы не видеть ее, не слышать ее.

Но каждое ее последующее слово набатом отдавалось у меня в голове.

– Каких же усилий мне стоило терпеть твои потные медвежьи объятия и называть тебя дурацким словом «сестренка», – продолжала Агнесс, словно заколачивая крышку гроба, в который уложила меня живьем. – Изображать щенячий восторг от этого унизительного родства, выслушивать твои омерзительные откровения. Сдерживать хохот, давая тебе советы, и убеждать тебя в том, что ты достойна стать избранницей Эдриана. Моего Алого Генерала. Знаешь, Эдриан даже забавляла вся эта ситуация. Его забавляла ты. Он даже находил изощренное удовольствие в том, что мы делаем. Но я… Я всегда тебя ненавидела. Лишь только ненавидела. И ничего больше. Больше всего на свете я мечтала, чтобы все это скорее закончилось. И вот этот миг наступил. Сегодня я впервые за этот год по-настоящему счастлива.

И Агнесс улыбнулась – яркой, ослепительной, вдохновенной улыбкой.

– Ради чего? – хрипящим шепотом выдавила я. – Ради чего все это?

Сейчас мне нужно было услышать ответ.

– Ради того, чтобы мы с Эдрианом не встречались тайно, а смогли пожениться и быть вместе, – просто ответила Агнесс. – Наш брак был обговорен еще до того, как тебя притащили в наш дом с помойки, отмыли и дали поиграть в особу голубых кровей.

Она грубо схватила меня за правую руку выше локтя и рывком подняла с колен.

– Ради этого, – Агнесс показала на татуировку-череп на тыльной стороне моей ладони. – Ради проклятия.

– Я проклята…

– Теперь ты – чумная, сестренка… Ах, снова это «сестренка»! – Агнесс с досадой хлопнула себя по лбу. – Привычка, ну надо же… Мареновая чума сожрет сначала твои внутренности, затем тело, а затем и разум. Ты же знаешь, что это такое. Возможно, ты могла бы поискать лекарство, но… Вряд ли уже успеешь!

С этими словами Агнесс выхватила из вороха тканей своей белоснежной юбки маленький черный кинжал с большим рубином на рукоятке и вонзила мне его прямо в грудь.

Я пошатнулась, ощущая только боль, боль, боль…

Боль наполнила меня до краев, ее было слишком много для одного человека – этой моральной и физической боли, я не могла больше нести ее в себе.

Кровь залила мою грудь и закапала на руки и белоснежное свадебное платье Агнесс.

Она недовольно поморщилась и провела пальцами по роскошной ткани.

Уродливые бурые пятна исчезли под действием магии воды, которой повелевала Агнесс.

Именно из-за этого редкого дара ее называли Избранной и Надеждой Империи засушливой Серинити.

Все вокруг помутилось.

Рукоятка кинжала торчала из моей груди, воздух с шумом уходил из легких, а в горле встал медный привкус крови.

Я понимала, что умираю.

Понимала, что мне оставались считанные минуты жизни.

– Я всегда завидовала тебе, Фиона, – сказала Агнесс, медленно, почти нежно подтолкнув меня к краю площадки.

Завидовала? Мне?

Но чему ей было завидовать – Агнесс красавица, всеобщая любимица, с могущественным даром, а теперь она – жена великолепного Алого генерала, который, возможно, в будущем станет императором.

Я засипела, потому что каждый вдох давался с трудом.

И вдруг, склонившись к моему уху, Агнесс прошептала:

– Ведь на самом деле, Избранная – это ты.

С этими словами сестра изо всех сил толкнула меня в живот, и я полетела вниз, вниз, вниз…

Туда, где плескались темно-синие воды озера.

ГЛАВА 6

Ледяная тьма озера впилась в меня, как голодный, жадный зверь. Я чувствовала, что жизнь уходит, покидает мое несчастное исстрадавшееся тело.

Капли крови алыми шариками поплыли по воде, оставляя за мной шлейф, по мере того, как я уходила на дно.

Мое сердце едва билось, оно смертельно устало, и каждый новый толчок был все слабее, все реже, все глуше, но в голове воцарилась удивительная ясность.

Постепенно боль от вонзенного ножа уходила, и в тени моего сознания стали всплывать странные