В краю солнца - Тони Парсонс

— Это его жена, понимаете? — крикнул я.

Мама–сан помотала головой, по–прежнему не отпуская руку девушки.

— Миа ной, миа ной, миа ной! — разъяренно повторяла она, тыча пальцем в лицо Кай. Руки у нее были сильно напудрены, чтобы темная кожа казалась светлее. — Гик! Гик! Гик!

«Потаскушка! Подстилка!».

Кое–кто из мужчин засмеялся.

А потом мама–сан хлестнула Кай по щеке.

Внезапно все закричали. Я получил удар по шее и пинок в бедро, меня хватали чьи–то руки, а мама–сан пыталась выцарапать мне глаза. Я яростно отбивался. Потом Сомтер повысил голос, и все замерли, включая меня.

Только Ник и Кай продолжали идти. Они уже почти дошли до двери, за которой начиналась темная лестница, когда Фэррен преградил им дорогу и ударил Ника в грудь.

Он тут же отступил назад, и на деревянный пол со звоном упал пестик для колки льда.

Ник повалился на спину. Жена пыталась поднять его одной рукой, другой зажимая рану. Кровь уже заливала все вокруг.

А потом она сказала ему те слова, которые он говорил ей столько раз:

— Чан рак кхун джа дай.

«Я буду любить тебя до самой смерти».

Пляжные домики на Май — Кхао стояли пустыми. После смерти мужа Кай туда больше не возвращалась. Родители Ника ненадолго заглянули в дом сына, когда приезжали, чтобы забрать его тело с собой в Англию. Мы с Тесс даже не приближались к этому месту, пока не узнали от господина Ботена, что национальный парк намерен послать туда бригаду уборщиков.

До сих пор внешний мир нам не докучал, и это вполне нас устраивало. Но теперь сезон дождей кончился, и наступало лучшее время для отдыха на острове — время прохладных ветров и низкой влажности, когда каждый день словно лучший день лета. Национальный парк надеялся сдать в аренду домики под казуаринами, хотя мало кто из туристов забирался так далеко на север. В одном из них ненадолго останавливалась молодая шведская пара, которая три недели подряд обедала в «Почти всемирно известном гриль–баре». Но теперь шведы отправились на Куд — группу островов на другом краю Сиамского залива — в поисках трехъярусного водопада и никому неведомого острова. Я так и не узнал, нашли они его или нет.

В общем, когда нам сказали, что бригада уборщиков выкинет из пляжных домиков все вещи, мы одолжили у господина Ботена пикап и поехали взглянуть в последний раз на жилище Ника и Кай. О том, чтобы отправиться на старом «Роял Энфилде», не могло быть и речи: Тесс была на слишком большом сроке для такой поездки.

Вещей в маленьком домике осталось мало. Немного летней одежды. Несколько газет со старыми статьями Ника, в том числе с рассказом о спасенном дельфине. Еще стопка статей, видимо, ненапечатанных, лежала в картонной коробке, которая уже начала подгнивать от сырости. На маленьком столике рядом с кроватью стояла вырезанная из дерева статуэтка в виде монаха со сложенными в молитве руками.

Мы все упаковали и уложили в кузов пикапа, хотя хранить эти вещи было незачем, а отдать некому. Мы знали, что в конце концов они отправятся на помойку, но оставить их уборщикам почему–то казалось неправильным.

В стене домика зияла дыра в форме сердца. Кто–то пробил ее кулаком или каким–нибудь тяжелым предметом. Стены пляжных домиков были тонкими и непрочными, так что особой силы тут не требовалось. Тесс подошла и запустила в отверстие руку, потом показала мне свою находку. На ее раскрытой ладони лежал золотой ободок. Женское обручальное кольцо.

— Нужно вернуть его Кай, — сказала Тесс, и ее пальцы сомкнулись вокруг кольца.

Пляжный домик остался совершенно пуст, словно Ник и Кай никогда здесь не жили. До нас долетал шум транспорта, едущего по шоссе 402 к мосту Сарасин. Пора было возвращаться.

Тесс забралась на водительское сиденье, а я решил задержаться еще на несколько минут. Я сомневался, что когда–нибудь сюда вернусь, и мне хотелось в последний раз посмотреть на пляж Май — Кхао. Я проводил пикап глазами, потом прошел между деревьями, и у меня перехватило дыхание.

Ни один пляж не может сравниться с этой дикой красотой. Широкая отлогая полоса белого песка тянется на юг сколько хватает глаз, пока линия берега не изгибается, плавно вдаваясь в море. Май — Кхао напоминает скорее пустыню, чем пляж, и скорее чудесное видение, чем пустыню. Песок белый и мелкий, ноги утопают в нем как–то по–особенному, не как в других местах. Море здесь неспокойное, не то что дальше к югу, и на синих мускулах волн вздымаются и опадают белые гребни пены.

Я стянул с себя футболку и вошел в воду. На пляже Най — Янг море похоже на огромный, самим богом сотворенный бассейн, теплый, мелкий и безопасный. Там можно отплыть на довольно большое расстояние, развернуться и стоять в доходящей до груди воде, с улыбкой созерцая далекий берег. Май — Кхао не таков. Здесь входишь в воду и сразу чувствуешь, что ты в море. Я поплыл вдоль пустынного пляжа, глядя на растущие вдоль него деревья. Я заметил, что казуарины уступили место более темным мангровым зарослям, и в ту же минуту у моря словно переменилось настроение, и оно потащило меня назад.

Я посмотрел туда, где оставил футболку — вылинявшая голубая ткань ярко выделялась на фоне белой песчаной дюны — и что есть силы стал грести в том направлении. Но вода несла меня в противоположную сторону — прочь от футболки, прочь от берега, прочь от мягких белых песков Май — Кхао.

С каждой секундой пляж отодвигался все дальше, силы мои таяли, а ужас рос.

Май — Кхао не без причины выглядит именно так, и не без причины тут чувствуешь себя последним человеком на земле. Май — Кхао не осваивают из–за морских черепах, которые решили откладывать яйца не где–нибудь, а именно здесь. Его не осваивают, потому что это территория национального парка, а тайцы, что бы ни думал о них остальной мир, умеют оберегать лучшие уголки своей страны. Его не осваивают, потому что он находится слишком далеко на севере. И наконец, его не осваивают из–за течения.

Я боролся, но течение без труда одолело меня. Оно было слишком сильно, и я сдался. Вода волокла меня на юг вдоль белой песчаной полосы Май — Кхао, на таком расстоянии от берега, что я не чувствовал ничего, кроме животного ужаса. Когда прошла, казалось, целая вечность, море протащило меня вокруг плавного выступа суши, который отмечает конец Май — Кхао, и неожиданно отпустило.

Я смотрел на горизонт, вдоль которого, словно далекая горная цепь, тянулась гряда белых облаков. Меня вырвало смесью соленой воды и желчи. Я выпрямился в воде и немного отдышался, прежде чем обернуться.

А когда обернулся, то увидел Най — Янг.

Я был по–прежнему слишком далеко от берега, однако вид нашего пляжа вселил в меня уверенность, что сегодня я не умру.

Я смотрел на ведущую вдоль пляжа дорогу, на длиннохвостые лодки и череду рыбных ресторанчиков, которая кончалась «Почти всемирно известным гриль–баром». А над всем этим возвышался зеленый холм.

Я наполнил легкие воздухом. Вода была спокойной, теплой и настолько прозрачной, что я отчетливо видел косяк ярко–желтых рыбок, скользящий у самого песчаного дна.