Харчевня «Три таракана» история выживания на гномьем торжище - Юлия Арниева

— Не за что, — он наклонился вперед, локти на коленях, внимательно изучая мое лицо. — Мей, правда, как ты? Боль? Головокружение? Тошнота?

Я прислушалась к себе. Тело было слабым, это точно. Руки дрожали, когда я попыталась сжать одеяло в кулак. Голова была ясной, но какой-то… пустой. Словно из нее вычерпали что-то важное, оставив полость. Магию? Наверное.

— Слабость, — честно ответила я. — И странное ощущение… пустоты. Как будто часть меня отсутствует.

Сорен кивнул, словно ожидал этого.

— Твои магические каналы истощены. Торбар говорил, что они восстановятся, но не скоро. Недели, может месяцы. А пока… — он замялся. — Тебе нельзя использовать магию. Вообще. Даже касаться механизмов опасно.

Не касаться механизмов. Моих верных помощников, что стали частью жизни. Мысль была пугающей, но я понимала логику. Пустой кувшин не может лить воду.

Шорох на второй кровати заставил нас обоих обернуться. Тара открыла глаза, сразу, резко, как Сорен. Воин. Ее взгляд метнулся ко мне, и лицо озарилось такой радостью, что захотелось снова заплакать.

— Мей! — она осторожно высвободилась из-под Лукаса, стараясь не разбудить мальчика, и в три прыжка пересекла комнату. — Ты… как ты?

— Проснулась, — я попыталась улыбнуться. — И рада вас видеть.

Тара присела на край моей кровати, схватила мою руку и сжала так крепко, что стало почти больно. Ее карие глаза блестели влагой.

— Я думала… когда ты не просыпалась вчера весь день… Торбар говорил, что это нормально, но я боялась, что…

— Я здесь, — я сжала ее пальцы в ответ. — Живая и уже почти здоровая.

— Почти — ключевое слово, — Тара фыркнула, но улыбалась. — Ты выглядишь как выжатая тряпка. Бледная, тощая. Тебе нужно есть. Много есть.

— Согласна, — я вдруг почувствовала, как желудок предательски заурчал. — Я голодна как волчица.

— Вот и отлично! — Тара вскочила. — Я приготовлю завтрак. Бульон, кашу, может яичницу. Ты должна набираться сил.

Она направилась к двери, но остановилась у кровати, где спал Лукас. Наклонилась, осторожно потрясла мальчика за плечо.

— Лукас. Просыпайся, малыш. Мей очнулась.

Мальчик застонал, попытался зарыться глубже в подушку, но Тара была настойчива. Еще одно легкое потряхивание, и он неохотно разлепил веки.

— Уже утро? — пробормотал он сонно. Потом его мозг, видимо, обработал слова Тары. Глаза распахнулись. — Мей⁈

Он вскочил так резко, что чуть не упал с кровати, но Тара подхватила. Мальчик бросился ко мне, глаза горели радостью и облегчением.

— Ты проснулась! Ты правда проснулась!

— Правда, — я протянула руку, и он схватил ее, сжал обеими ладошками. — Как ты, Лукас? Все хорошо?

— Да! Я помогал Таре! Мы по очереди сидели с тобой! Я читал тебе книгу, которую нашел в твоем кабинете. Про рыцарей. Думал, может быть, ты слышишь. Тара говорила, что людям в глубоком сне иногда снятся голоса.

Сердце сжалось. Этот ребенок, переживший такое, находил силы заботиться обо мне.

— Я не слышала, — призналась я. — Но само то, что ты был рядом, помогало. Правда.

Лукас просиял.

— Идем, — Тара взъерошила ему волосы. — Поможешь мне на кухне. Дадим Мей одеться и привести себя в порядок.

Они вышли, оставив дверь приоткрытой. Сорен поднялся из кресла, размяв затекшие мышцы.

— Я тоже оставлю тебя, — сказал он. — Но если что-то понадобится, просто позови. Я буду внизу.

— Сорен, — окликнула я, когда он направился к двери. Он обернулся. — Спасибо. За то, что остался. За то, что… заботился.

Он посмотрел на меня долгим взглядом. Потом медленно кивнул.

— Всегда, — просто сказал он и вышел…

Одеться оказалось сложнее, чем я думала. Руки тряслись, пальцы не слушались. Простая рубашка надевалась целую вечность, пуговицы никак не хотели попадать в петли. К тому времени, как я натянула штаны и сапоги, лоб покрылся испариной.

Я подошла к маленькому зеркалу на стене и замерла.

Отражение было… шокирующим. Лицо осунулось, скулы стали резче. Под глазами залегли темные тени. Кожа была бледной, почти прозрачной, с нездоровым синеватым оттенком. Губы потрескались.

Но хуже всего были глаза. В них появилось что-то… древнее. Уставшее. Словно я постарела на десять лет за эти два дня.

Я попыталась пригладить волосы, но быстро сдалась. Тара права, сначала мне нужно поесть.

Спуститься по лестнице было испытанием. Каждая ступенька требовала концентрации. Я держалась за перила обеими руками, медленно, осторожно ставя ноги. Внизу слышались голоса, звон посуды, аппетитные запахи готовящейся еды.

Когда я добралась до кухни, меня встретила картина домашнего уюта.

Тара колдовала у печи, помешивая что-то в большом чугунном котле. Лукас сидел за столом, сосредоточенно нарезая хлеб — толстые, неровные ломти, но старался изо всех сил. Сорен стоял у окна с кружкой в руках, смотрел на площадь, но обернулся, услышав мои шаги.

И повсюду работали механизмы.

«Толстяк Блин» довольно пыхтел в своем углу, его массивные крюки медленно, ритмично вращались в чаше, где замешивалось тесто. «Паучок-Мойщик» позвякивал в тазу, старательно оттирая застарелую грязь с какой-то сковородки. «Ветошкин» семенил по полу, его маленький совок собирал крошки и пыль. Даже «Жук-Крошитель» стоял на столе, готовый к работе, его бронзовая спинка поблескивала в утреннем свете.

Они не замолкли при моем появлении. Не замерли, притворяясь неодушевленными предметами. Они продолжали работать, наполняя кухню своими звуками — скрипом, пыхтением, тихим позвякиванием. И эти звуки были… домом. Живым, дышащим домом, где каждый механизм был частью большой семьи.

— Мей! — Тара обернулась, увидела меня в дверях. — Ты спустилась! Одна! Я думала, ты позовешь кого-нибудь из нас.

— Справилась, — я осторожно прошла к столу и опустилась на скамью. Даже этот короткий путь отнял последние силы. — Но лучше сяду.

Сорен подошел, поставил свою кружку передо мной.

— Чай. Горячий, с медом. Пей.

Я благодарно обхватила кружку обеими руками, наслаждаясь теплом. Сделала глоток. Вкус был насыщенным, сладким, с легкой горчинкой каких-то трав. Жидкость согрела изнутри, разогнала остатки сонной одури.

Лукас придвинул ко мне тарелку с хлебом. Его маленькое лицо светилось гордостью.

— Я сам нарезал!

— Отличная работа, — я взяла один ломоть, откусила. Хлеб был свежим, еще теплым, с хрустящей корочкой. — Очень вкусно.

Мальчик расцвел от похвалы.

Тара принесла к столу большую миску с дымящейся кашей — овсяной, судя по виду, с добавлением сухофруктов и орехов. Следом тарелка с яичницей, простой, но