Шоколадная ворона - Саша Канес

На Манефином лице проявилась гордость.

– А кстати, что с теми, кто физически сильнее тебя? Неужто таких нет? – поинтересовалась она.

– Редкость... Но те, кого видела, мне были неинтересны и... не очень приятны... мягко скажем... И они к тому же были все равно слабее морально.

По мере продолжения беседы я ощущала себя все более и более ущербной.

– Ладно, просветительница ты моя! – похлопала я Манефу по мощному розовому плечу. – Не терпится тебе девушку развратить, ей-богу! Сама миссионерша-сострадательница и меня туда же тянешь!

– Да ну тебя! Разбирайся сама! – Маня махнула на меня рукой. – Мне тоже все надоело! Может, ты и права! Ну их!

– А скажи мне честно, – спросила я, – при твоем обширном опыте, кто тебе больше всего из твоих дурацких мужиков понравился? И почему? Чем, я бы даже сказала?

– В каком плане больше понравился?

– Я имею в виду только сексуальное удовольствие.

Не задумываясь ни секунды, Манефа выпалила:

– Душик!

– Кто-кто?

– Ну, душик! Душ в ванной комнате!

– Душ в моей ванной?

– Ну да! Чего ты на меня так смотришь, словно баран на новые ворота?! Твой душ тоже хороший, но там, где я раньше жила... у Полины Петровны, царствие ей небесное... Вот там душик был вообще классный! Ты что, не пробовала никогда?

Думаю, на этом месте я не самым приличным образом хихикнула. Вспомнилось чье-то мудрое высказывание, что все женщины делятся на две группы: девяносто пять процентов – те, кто занимается мастурбацией, и пять процентов – те, кто врет, что этого никогда не делает.

– Честно говоря, я не сразу его полюбила... Точнее, не сразу приспособилась. Главное, приспособиться откручивать распылитель... Попробуй непременно! Ощущение непередаваемое!

Ну не отвечать же мне было Мане, что я с этим душиком знакома уже лет пять. И не только с этим. Когда в клубе не было очереди в раздевалку, я изменяла своему домашнему душику с душиком общественным. Главное достоинство душика в том, что можно не терзаться, справедливо ли я по отношению к нему поступила, любит ли он меня и не слишком ли по-хамски я разговаривала с его мамой.

Но я опять изобразила на лице встревоженную невинность. Нашу беседу очень вовремя прервал мой внезапно проснувшийся мобильник. Звонил Костя. «А вдруг я была не права и он просто сидел где-то в гостях, а девушка не валялась рядом с ним в постели, а просто была шумной гостьей? – подумала я, но трубку не взяла. – Все равно мне незачем с ним общаться. Он хороший парень, и пусть у него будут нормальные веселые подруги и верная уютная жена. А со мной это невозможно. Я – тигре! Я не могу стать спокойной, рассудительной и даже справедливой. Я должна быть резкой и свирепой».

Маня вывела меня из прострации:

– Знаешь, чем самообладание отличается от обладания? – то ли всерьез, то ли в шутку спросила она.

– Ну...

– Ничем! Только потом поговорить не с кем.

Так и закончился наш разговор о любви и сексе.

Мы убрали кухню и разошлись по комнатам. То есть, разумеется, Манефа пошла в мою бывшую кровать, «обесчещенную» Львом Борисовичем, а я отправилась в комнату деда Леши и постелила себе на его раскладном диванчике. Но спать совсем расхотелось. Я накинула на себя халат, села за письменный стол и взялась наконец дочитать книжку итальянской журналистки. Ощущение тревоги и даже безысходности усиливалось от того, что все происходившее со мной в последнее время слишком хорошо вписывалось в картину, нарисованную госпожой Фаллачи. Закрыв книгу на последней странице, я вспомнила, что у меня еще есть критическая статья сластолюбивого журналиста Дубиса. Его творение укладывалось в разворот газеты, и, сделав над собой усилие, я прочитала и это. Честно говоря, я ожидала, что столкнусь с какой-нибудь невообразимой гадостью, но статья оказалась просто самодовольной чушью, написанной человеком, не имеющим собственных внятных мыслей и не владеющим искусством сложения слов в предложения. Даже злиться было не на что – несчастный блохастый Шарик тявкал с безопасного расстояния на некогда могучую умирающую львицу.