Танец мотыльков над сухой землей - Марина Москвина

* * *

Стоит Бородицкая в очереди за творожными сырками. А перед ней тетка говорит продавщице:

— Я живу в дискомфорте по двум параметрам: у меня нет хорошего пушистого веника и удобной мочалки.

— Ты видала?! — говорит мне Маринка. — В дискомфорте она живет — по двум параметрам!

* * *

Сергей Тюнин в юности играл в джазовом оркестре.

— У меня были волосы, — вспоминал он, — длинные на косой пробор…

— А теперь остался один пробор? — дружелюбно спросил Тишков у лысого Тюнина.

* * *

В арт-клубе «МуХа» Леню попросили нарисовать портреты знаменитых писателей, художников, композиторов и напечатали их на посуде. Тарелки, чайники, кружки — все было расписано портретами знаменитостей.

9 мая по случаю Дня Победы в клубный ресторан пригласили на обед ветеранов Великой Отечественной войны. Явились мои мама с папой, другие ветераны с орденами и медалями, им накрыли стол, и одной женщине досталась тарелка с портретом композитора Сальери.

Она позвала официанта и сказала:

— Я отказываюсь кушать из такой тарелки.

Ей сменили тарелку, глядь — а там опять Сальери.

— Она сидит, чуть не плачет! — рассказывала Люся. — Тогда я ей отдала свою тарелку с портретом Бажова, а Сальери забрала себе. Так после борща ей принесли второе — и снова Сальери! Ну, такая судьба у человека — никуда не денешься!..

* * *

— Понимаешь, — я жалуюсь Лёне, — мне очень не везет в любви!..

— Подумай, что Армстронг бы на это сказал! — с укором сказал Тишков.

* * *

— Синхронный перевод — это страшное напряжение всех физических и духовных сил, — говорила Бородицкая. — В будку переводчика идешь, как в бой. Даже мужчины не выдерживают. Гена Русаков устроил Кружкову такую работу, а Гришка потом вышел, сел на лавочку и заплакал.

* * *

Искусствовед Виталий Пацюков заболел, радикулит, межреберная невралгия.

Леня ему говорит:

— Снимай штаны, ложись, я тебе сделаю укол «вольтарена».

— А больно? — спросил Пацюков.

— Нет, — ответил Тишков. — Я делаю уколы — лучше всех художников на этой планете.

* * *

На Яснополянской встрече писателей проходил семинар, посвященный толерантности. Слово взял чернобородый батюшка в рясе.

— Сейчас в мире, — провозгласил он благостно, — расплодилось много религий, и нам следует быть терпимыми к вероисповеданиям других людей. Но если бы моя воля, — и на его устах заиграла обезоруживающая улыбка, — то я их всех бы… поганой метлой!..

* * *

Друг детства Лени Тишкова, Витя из Нижних Серег, услышал по радио, что где-то в Москве производят и продают целебные трусы, помогающие сохранить мужское здоровье. Он позвонил туда и спросил, что и как. Ему сказали: минутку, сейчас вам перезвонит специалист. Через пару минут позвонила женщина, представилась врачом, сказала, что эти трусы производятся в центральной лаборатории НИИ урологии, в трусах имеются специальные вставки-нашлепки, стоит все удовольствие 18 300 рублей, но для вас, Виктор, — всего 16 тысяч, потому что вы дозвонились первый. Давайте шлите скорей деньги, и мы вам — трусы вашего размера. Какой у вас размер?

Витя не понял, вставки — это что? Какая-то электроника? Физиотерапия? Токи Дарсонваля?

Он спрашивает:

— У вас там прибор вставлен в трусы?

Нет, ему отвечают, нашлепки — из шерсти такой-то кавказской овцы, они просто шерстяные, а терапевтический эффект достигается путем трения ворсинок по коже, оказывающее рефлекторное воздействие.

— Но почему так дорого? — допытывается Витя.

— Да потому что эти овцы из очень чистого экологического района.

Витя решил обмозговать это дело, взвесить «за» и «против», поблагодарил и положил трубку. Через десять минут ему позвонил некто, представился доктором урологии и сказал:

— Слышь, мужик, ты это зря, надо покупать, если хочешь, чтобы у тебя все в малом тазу было чики-брики — покупай. Не хочешь? Слушай, я уролог, врач высшей категории. Если не будешь носить наши трусы — умрешь.

Витя отнекивался, тормозил, всячески давал задний ход, не попрощавшись, положил трубку. Ну, думает, влип! А телефон звонит, не умолкая.

Витя в перерыве набрал телефон Лени и спросил, есть ли такой НИИ урологии на улице 1-я Стекольная, дом 7, строение 4, продиктовал адрес лаборатории. Леня проверил — нет, НИИ урологии находится совсем в другом месте, а это — мошенники и аферисты, их лаборатория — фикция.

— Вот что, Витя, — сказал Леня, — когда они еще позвонят, будут грозить тебе преждевременной потерей здоровья и требовать купить свои самопальные шерстяные рейтузы, скажи им — я на вас нашлю злой дух Ямбуя. Так и скажи — к вам завтра прилетит злой дух Ямбуя с Уральских гор! Только злой дух Ямбуя может спасти нас от таких медиков! — заключил доктор Тишков.

* * *

Сережка устраивается на работу. На собеседовании служба безопасности, ознакомившись с его анкетой, выразила удивление, что папа у него художник, мама писательница, а сам он на вопрос, какие будут особые пожелания, ответил: чтобы с едой не было никаких перебоев.

— У вас что — было голодное детство? — спросил один.

— Ну, ничего себе, — сказал второй, — какие у него родители креативщики!

— Да, это все одно, — махнул рукой третий, — рекламщики, пиарщики, писатели, художники…

— А другое, — дружески поддержал разговор Сергей, — это военные, киллеры, менты, прокуроры…

* * *

В Уваровке на темной веранде Леня слушает радио и при этом заштриховывает картину: идет человек — согбенный, а на плечах у него сидит битком набитый мешок, свесив ноги. Из приемника с треском пополам доносится песня «Кто тебя выдумал, звездная страна».

Я спрашиваю:

— Что сидишь в темноте?

Он отвечает:

— Вот слушаю, звонят из Кинешмы, из Рязани — заказывают песни, рассказывают свои судьбы.

— Ну, и какие у них судьбы?

— Судьбы? Обычные, — он отвечает, штрихуя. — Обычные страшные судьбы. Родился, учился, женился, служил в армии. И таких судеб тысячи. Практически у каждого такая судьба.

* * *

— Открыл журнал «Цитата», — огорченно говорит Отрошенко, — а там мой рассказ спизжен!..

* * *

Решила посоветоваться с Тюниным: наш Сережа начал выпускать детские книги в издательстве «Рипол-классик» — серия «Шедевры книжной иллюстрации». Надо бы найти координаты иллюстраторов и книги, изданные когда-то, которые можно переиздать, или пока неизданные, ожидающие своего часа.