Париж в любви - Элоиза Джеймс

Несколько лет назад одна моя подруга пригласила меня к себе домой, чтобы я встретилась с ее подругой Розой, университетским преподавателем. Она проходила лечение от рака яичников, читала мои романы и хотела со мной встретиться. Мне хорошо знакомо это явление: люди, которые гордятся тем, что осилили более тысячи страниц «Бесконечной шутки» Дэвида Фостера Уоллиса,^[105] обращаются к любовным романам, когда больше не могут вынести больничный запах хлорки, тиканье медицинских приборов и плохие новости.

Итак, я собралась с духом для встречи с исхудавшей и изнуренной онкологической больной. Ничего подобного! Роза сидела во главе стола, розовая и кругленькая, в огромном платиновом парике с прической а-ля Мэрилин Монро, и хохотала до слез. Позже я узнала, что ее собственные волосы черные, коротко подстриженные и выбеленные на концах, так что она похожа на облетевший одуванчик. Но ей нравилось время от времени носить парик а-ля Мэрилин, потому что, как она объяснила, невозможно жалеть женщину, у которой стилизованные локоны 1950-х. Во всяком случае, высказывать сочувствие по поводу ее диагноза.

Я влюбилась в парик Розы и в ее смех — эти внешние признаки поразительного мужества. Мы стали лучшими друзьями — со всей иронией, которую подразумевает этот термин. Время от времени доктора, лечившие Розу, поднимали шум по поводу того, что химиотерапия уже не помогает. Тогда они пробовали другое средство. И все это время она преподавала, переводила поэзию и путешествовала по Латинской Америке, где открывала новых поэтов. Однажды она позвонила мне с вершины горы в Перу. «Здесь так красиво, — сказала она. — Тебе нужно сюда приехать, пока ты не умерла».

Роза не боялась произнести эти слова. Она знала совершенно точно, что ее время ограничено — хотя, конечно, ей не хотелось умирать. Она любила Доминиканскую Республику, и однажды мы с ней полетели на курорт только вдвоем. На следующий год мы снова отправились на этот остров, но на другой курорт, который она нашла в Интернете. Он назывался «Рай».

Притязания этого «Рая» быть раем на земле были несколько преувеличены (присутствие шикарных проституток явно не вписывалось в такое определение), но мы чудесно проводили там время. Мы плавали с дельфинами, которые не проявляли к нам никакого интереса, но были пленительны, как самые красивые люди на нью-йоркской вечеринке с коктейлями. Нам делали массаж в маленьком саду, окруженном стеной из цветущих деревьев, и мы гуляли в сумерках по пляжу. Мы пили коктейль «Маргарита», и Роза читала мне стихи на испанском, на котором я не говорю. Она также рекомендовала мне латиноамериканских романистов и поэтов, и я всегда обещала их прочесть, но никогда не читала.

Даже тогда, спустя годы борьбы с раком, она была харизматична, красива и полна очарования. «Я думаю, что тот официант влюблен в меня без памяти», — говорила Роза. И она была права насчет него и насчет нашего таксиста. Доминиканцы смотрели мимо меня, высокой, бледной и скучной, но их глаза загорались, когда они видели Розу. В ней бурлила жизнь, ее кожа была свежей и блестящей, и она сыпала испанскими словами. Они понятия не имели, что она умирает.

Но мы обе знали, что путешествие в «Рай» будет нашей последней совместной поездкой. Роза приехала повидать нас в Нью-Джерси в июне, перед нашим отъездом во Францию. У нее была любящая душа, и она ни разу не заикнулась о моем оптимистическом прогнозе, так отличавшемся от ее диагноза. Она ни слова не сказала о том, что доктора отмахнулись от моего рака и отпустили жить в Париж, в то время как не могли совладать с ее болезнью. Мы говорили о том, как странно, что у нас двоих — и у моей матери — диагностировали рак. Это было похоже на азартную игру, но плохая карта выпадала с ужасающей регулярностью.