История Кометы. Как собака спасла мне жизнь - Линетт Падва

Девять месяцев мы с Кометой прожили одни, после чего я решил поехать в Альбукерке, штат Нью-Мексико, на писательскую конференцию Тони Хиллермана. Я узнал об этом ежегодном семинаре для начинающих авторов из объявления в журнале, но сначала посмеялся над идеей принять в нем участие. Мое внимание обострилось по сравнению с дооперационным периодом, однако было трудно быстро воспринимать информацию. И что еще хуже, я ничего не знал о писательском труде и порядке публикации произведений за исключением узкой, связанной с юридическими вопросами сферы. Это означало, что я сознательно рисковал поставить свое ранимое эго в потенциально неловкую ситуацию. Но уговаривал себя пойти на риск – мол, если мне понравится гостиница, в которой я остановлюсь на время конференции, в будущем она станет перевалочным пунктом на пути из Седоны в Омаху. Это оправдает поездку. Кстати, и Комета развлечется.

Благодаря нашим прошлым путешествиям борзая стала очень разборчивой. Со временем она превратилась в собаку, знающую толк в отдыхе и ценящую такие радости жизни, как внимание постояльцев гостиниц и подношения со стороны обслуживающего персонала. На пути из Небраски в Аризону я потворствовал ей, заворачивая в отель высшего класса при техцентре Денвера, находившийся в пятнадцати минутах езды от Института заболеваний позвоночника. Избаловавшись на шелковистых простынях рядом с телефоном, по которому можно заказать любое, по желанию, лакомство, а «шикарные люди» из обслуги доставят его, Комета смотрела на обычные придорожные мотели с высокомерием супермодели: «Не подойдет!» Когда я заворачивал на парковку без больших ворот и служащего при них, в зеркальце заднего вида возникали расширившиеся в панике собачьи глаза. Борзая отказывалась выходить из машины, и ее приходилось вытаскивать за поводок через заднюю дверцу.

Комета с энтузиазмом одобрила мое решение посетить конференцию в Альбукерке. Когда мы появились в вестибюле отеля и подошли к регистрационной стойке, служащие пять минут кудахтали над ней. Это доказывало, что у них превосходный вкус. Преподаватели и слушатели приветствовали Комету улыбками и вздохами, умильно признавая ее королевское достоинство, и тем самым укрепили собаку во мнении, что мы попали в хорошее общество. Но главным событием недели стало знакомство Кометы с Тони Хиллерманом.

Был четвертый, завершающий день конференции, и я очень устал. На меня не только обрушился поток информации о мире писателей, мне впервые за шесть лет приходилось подолгу сидеть на стульях с прямой спинкой. Иногда я вставал и, чтобы снизить нагрузку на позвоночник, прохаживался, но в основном восседал на заднице. Живот и бока разболелись, словно я получил от Мухаммеда Али дюжину ударов по корпусу.

Мы стояли с Кометой у лифта, чтобы подняться на последнее мероприятие – торжественный обед с награждениями. Демонстрируя безупречные манеры, борзая дождалась, пока все люди не вышли из кабины, и только тогда устремилась в двери.

– Привет, Вулф!

В лифте уже находилась Энн Хиллерман, высокая энергичная женщина, всегда с сияющей улыбкой и искрящаяся энтузиазмом. Мы подружились во время конференции, и она знакомила меня с начинающими авторами и преподавателями. Я заметил еще одного человека в кабине и, внезапно потеряв дар речи, дернул Комету за поводок.

– Ну как вы, ребята? – спросила Энн. Я улыбнулся в ответ, и она продолжила: – Вулф, познакомьтесь, это мой отец Тони.

Господин Хиллерман протянул руку.

– Рад познакомиться, Вулф. – Он, улыбаясь, повернулся к Комете. – А это кто у нас?

– Мне тоже, мистер Хиллерман. – Ко мне наконец вернулась способность говорить. – Комета, поздоровайся. – Прежде чем я успел сказать, что он один из моих любимейших авторов, Хиллерман произнес:

– Наверное, девочка. Кобели крупнее. Английская борзая. А вы знаете…

Две минуты поездки на лифте и еще пять минут, пока мы двигались по коридору к банкетному залу, он цитировал статью из энциклопедии о породе английских борзых. Неужели этот человек, кроме литературного таланта, наделен и фотографической памятью?

Я нарочно пришел пораньше, чтобы выбрать за столом такое место, где Комета не мешала бы проходу, а сам, если больше не смогу сидеть, сумею встать и прогуляться. Несмотря на радость знакомства с человеком, чьими книгами я столько лет восхищался, через десять минут сидения за столом в ребрах возникла дергающая боль. В середину позвоночника словно вонзили раскаленную иглу – ощущение, которого я не испытывал с тех пор, как мне сделали операцию. Дернув собаку за поводок, я поднял ее, и мы поспешили к лифту. По опыту я знал: если пожар в подлеске срочно не потушить, может случиться очень нехорошее.

Через десять минут, когда я вошел в номер, каждая попытка набрать в легкие воздуха сопровождалась громким сипением. Болела челюсть, одежда промокла. Я сорвал с себя рубашку, брюки и поставил регулятор кондиционера на самую низкую температуру. Добравшись до кровати и упав на матрас, я ощутил за грудиной режущую боль. Перед глазами прыгали черные точки. Нащупав на телефоне кнопку связи с портье, я прохрипел в трубку:

– Заболел. Требуется помощь.

Через пять минут в коридоре раздались гулкие шаги, и мужской голос из-за двери спросил:

– Мистер Вулф! Мистер Вулф! С вами все в порядке? Здесь неполадки с замком! Карточка не открывает!

Неполадки с замком? И это четырехзвездочный отель? Вонзая в ладони ногти, я проклинал себя на чем стоит свет. Как я мог не обратить внимания на знакомые симптомы: ломоту в мускулах, опоясывающую грудную клетку ножевую боль? Я стал колотить кулаками по кровати и попытался крикнуть, но слабые удары и тихое мычание утонули в шуме и голосах людей по ту сторону двери. Наконец сквозь запекшиеся губы мне удалось выдавить:

– Подождите, я сейчас открою.

– Что?

Я услышал, как кто-то в коридоре предложил выбить дверь. С электронным замком у меня и накануне возникали проблемы, но потом его починили. Не повезло, в отчаянии подумал я, проваливаясь в беспамятство. Комета прыгнула на кровать, положила голову мне на грудь и пристально смотрела на меня. Уши торчком, на морде тревожный вопрос: в чем дело?

– Комета, дверь, – выдохнул я.

На мое счастье, ручка была не круглой, а рычажного типа. Комета бросила на меня взгляд, сорвалась с кровати и, умудряясь сохранять достоинство борзой, понеслась к двери. Замок со щелчком открылся, собака отступила в сторону, и в номер ворвались два медика.

Всякий раз, как в спине возникало сильное жжение, сосуды сердца сжимались в спазме, прерывая кровоток, и мне угрожал инфаркт без закупорки артерии сгустком крови. Я шепотом назвал симптомы, и врачи немедленно положили мне под язык таблетку нитроглицерина. Через несколько минут артерии стали открываться, и я вдохнул кислород через трубку в носу. Когда меня укладывали на каталку, чтобы отправить в местную больницу, сердечный ритм стабилизировался. Поскольку я был гол как новорожденный, меня закутали в одеяла. Возникла жаркая дискуссия, что делать с собакой, но поза Кометы и ее глаза ясно дали всем понять: она поедет со мной.