Разум в огне. Месяц моего безумия - Сюзанна Кэхалан

К моменту публикации моей статьи в «Пост» большинство моих знакомых сходились в одном: «Сюзанна вернулась». Я вышла на работу в «Пост» на полный день, доктор Наджар и доктор Арслан наконец отменили все лекарства, а в начале 2010 года я даже выступала на телевидении в прямом эфире – меня пригласили гостем в программу «Сегодня», чтобы обсудить мою болезнь.

Поскольку мама с Алленом решили продать свой дом в Саммите, мы со Стивеном начали жить вместе гораздо раньше, чем собирались. Несколько месяцев мы ходили вокруг да около: я просматривала объявления о найме квартиры-студии, которая вписалась бы в мой ограниченный бюджет. Через несколько недель поисков мне стало ясно, что своя квартира мне не по средствам. Я боялась заговаривать со Стивеном о возможности съехаться, потому что мне казалось, что я слишком рано подталкиваю его к следующему шагу в отношениях. Давить на него было несправедливо: разве мог он мне отказать? Но когда я ненароком упомянула о том, что можно было бы поселиться вместе, он не колеблясь ответил: «Я в общем-то предполагал, что мы так и сделаем».

И все же Стивен в глубине души волновался, что теперь на него ляжет роль моего опекуна, хотя я чувствовала себя уже вполне нормально. Случись со мной что-нибудь в нашем общем доме, ответственность легла бы на него. Но он решил не отступать: я была на нуле эмоционально, финансово и физически и не могла жить одна, а он не хотел, чтобы мы расставались.

Так что взрослый шаг – начало совместной жизни – можно добавить к перечню доказательств того, что я «вернулась». Хотя на самом деле мне понадобилось еще несколько месяцев, чтобы уверенно заявить: я снова чувствую себя комфортно «в своей шкуре» и наконец могу не забиваться в угол на занятиях по сайклу, а встретившись с бывшем парнем на улице, не желаю провалиться сквозь землю.

* * *

Момент осознания наступил не в одночасье: прошло больше года с момента постановки диагноза. В июне 2010 года я гостила у родственников в Санта-Фе, Нью-Мексико: моя двоюродная сестра Блайт выходила замуж. На этой свадьбе, в отличие от предыдущей, на которой я была в начале выздоровления, больше не было пропасти между тем человеком, которым я была внутри, и тем, кого видели во мне окружающие. Я чувствовала себя спокойно, я все контролировала; мне не нужно было больше подбирать нужные слова, заставлять себя участвовать в разговоре; ко мне вернулось прежнее чувство юмора.

Поскольку родные и друзья меня почти что похоронили, они не смущаются и открыто говорят о своих отношениях со мной и впечатлениях обо мне. Поэтому я часто чувствую себя, как Том Сойер на собственных похоронах, – это тоже дар, хоть и странный. Особенно часто я слышу два слова: общительная и разговорчивая. Говоря обо мне, почти все используют эти слова или их синонимы. Я никогда не догадывалась, что именно эти две характеристики были моими определяющими и как, должно быть, было больно окружающим осознавать, что я утратила их.

Я знаю: новая Сюзанна во многом похожа на старую. Конечно, изменения есть, но это скорее шаг в сторону, чем полная трансформация личности. Я снова могу быстро говорить и с легкостью делаю свою работу; я полна уверенности в себе и узнаю себя на фотографиях. И все же, когда я смотрю на фотографии себя «после» и сравниваю их с «до», то вижу: что-то изменилось. Я что-то потеряла или, может, приобрела, не знаю – я вижу это во взгляде.

Однако то, что я снова узнаю себя на фотографиях, не означает, что я стала прежней – я изменилась. Когда я пытаюсь отметить все мелкие несоответствия между «до» и «после», рука инстинктивно тянется к чувствительному шрамированному участку кожи в передней части головы, где никогда не будут расти волосы. Это постоянное напоминание о том, что, насколько бы «нормальной» я себя ни чувствовала, я никогда не стану тем же человеком, каким была.

Но есть что-то более пугающее, что тревожит меня в этой «новой» Сюзанне. Например, я начала разговаривать во сне каждую ночь – раньше этого не было. Как-то раз Стивена разбудил мой крик: «Там пакет молока. Большой пакет!» Кому-то это покажется смешным, но учитывая все, что нам пришлось пережить, эти ночные вскрики производят несколько зловещее впечатление. А еще у меня появились страхи, которых не было у прежней Сюзанны. Например, несколько месяцев назад один встревоженный отец позвонил сообщить новости о своей дочери, у которой случился рецидив. Он рассказал еще одну историю о женщине, которая выздоровела и несколько лет была здорова, но потом отправилась в путешествие за границу и снова заболела.

По всей видимости, рецидивы случаются в 20 процентах случаев. И, в отличие от рака, мы не знаем точную дату ремиссии. Полностью восстановившись, вы можете снова заболеть завтра или через пять лет. Причем те, у кого не было тератомы (в том числе я), рискуют больше – причины пока не выяснены. Но, по крайней мере, в случае рецидива шансы на выздоровление такие же, как при первой вспышке болезни. Меня это немного успокаивает.

Недавно мы со Стивеном сидели дома, в нашей квартире в Джерси-Сити, и смотрели телевизор. Тут мне показалось, что на полу что-то шевельнулось.

– Ты видел? – спросила я Стивена.

– Что?

– Ничего. – Неужели я снова схожу с ума? Значит, так теперь будет всегда?

И тут я снова его увидела. И Стивен: он взял тапок и прихлопнул пятисантиметрового водяного клопа.