Кровь избранных - Кай Дзен

— Как он отреагировал на последнюю инъекцию? — спросил Хофштадтер, не здороваясь.

— Полная кататония в течение нескольких часов, капитан, — ответил невысокий мужчина.

— Отведите его внутрь и запахните на нем халат, ради бога. Место и без того невеселое, к чему такие гротескные зрелища? И потом, мне бы не хотелось, чтобы он схватил воспаление легких.

Санитары поправили одежду на больном и силой подняли его, держа под мышки. Как только капитан отвернулся и двинулся к главному корпусу больницы, высокий крепыш, пробурчал:

— Ясное дело, воспаление легких. Этот тип совсем не двигается.

Хофштадтер вошел в кабинет, небрежно бросив пальто на диванчик в стиле либерти,[132]стоявший возле письменного стола из красного дерева. «Весьма спорное сочетание», — подумал Дитрих в очередной раз. Директором клиники он стал совсем недавно, и у него не нашлось ни времени, ни желания заняться обстановкой комнаты. Хофштадтер послал за Бауманом. Когда врач появился на пороге, капитан резко спросил, отбросив светские условности:

— Ты увеличил дозу сегодня утром?

— После того, что случилось с остальными, я предпочел подождать.

— Но я не об этом тебя просил!

— Ты химик, Дитрих, и тебя интересуют только смеси и реакции, а я врач и оцениваю результаты своих действий по самочувствию моих…

Хофштадтер фыркнул:

— Твоих кого? Пациентов? Григор — кататоник, безразличный к любому внешнему раздражителю. В наши задачи не входит здоровье слабоумных.

— Чтобы он умер в судорогах, покрытый кровоподтеками, как остальные, мы тоже не добиваемся.

Дитрих закрыл лицо руками, опершись локтями на стол, и раздраженно произнес:

— Ты что, думаешь, меня это очень развлекает? Я ведь не какой-то идиот из СА. У нас просто нет времени осторожничать. Если ничего не получится с Григором, нам придется ставить эксперимент сразу на троих.

— Но это безумие!

— Нет, это называется по-другому: статистика. А вот твое поведение считается нарушением субординации и может дорого тебе стоить.

Девицу звали Вента, как реку в Прибалтике. Так она сказала. По происхождению латышка.

— Странное имя для девушки, — заметил Шань Фен. — Вода мужского рода. Вот земля — женщина.

— Это всего лишь имя, — ответила она.

Вента не любила тонкостей, вернее, к этому обязывала работа, которой та занималась. Женщине было плевать, черный или белый, плохой или хороший. Прошло три года, как слуга Хофштадтера познакомился с ней возле синагоги. Шань Фен сразу оценил одну особенность своей подружки: она не смотрела на него как на диковину. Конечно, разницу девица видела, но не придавала никакого значения. Вента стала лучшим приобретением китайца с той поры, как нога его коснулась германской земли.

Дитрих проводил эксперименты без Шань Фена. Китайцу отводилась роль экзотического ординарца. Хофштадтер предъявлял живую диковину в обществе, чем производил впечатление на благовоспитанных дураков. Но, если не учитывать внешность, иммигрант еще мог считаться счастливчиком: Венте жилось куда хуже, хотя та и не подавала виду.

Девушка уже давно ничего от него не требовала, но он, как обычно, оставлял ей деньги на ночном столике.

— Отчего ты не уедешь из этой страны, Вента? Здесь скверное место для жизни.

— Предлагаешь сдаться? Ты словно не знаешь: ведь они делают все, чтобы заставить эмигрировать таких, как я.

Шань Фен не особенно разбирался в еврейском вопросе, но кивнул.

А женщина продолжила, дурачась:

— Я бы могла сменить национальность. Мой дядя, большой мастер подделок, изготовит мне паспорт арийки. Слушай, а документы и вправду сделали бы меня знатной дамой чистой расы? — Она приподняла полные, тугие груди, безо всякого стыда сидя на постели.

Китаец рассмеялся:

— Нет, ты слишком красива, чтобы претендовать на непорочность.