Кошмарный звонок - Влад Райбер

Я подбежала и увидела, как она смотрит на землю, широко раскрыв глаза.

Её губы шептали:

– Боже мой!

Я опустила взгляд и моё сердце застыло в груди.

На земле лежала женщина, её тело было сплошь покрыто сосновыми иголками и листьями. На теле зияли длинные, глубокие порезы, как от клыков животного. А из этих ран густо росли трутовики. От неё не пахло разложением, только грибами.

Казалось, внутри меня всё заледенело.

– Что… что это такое? – спросила Лера, заикаясь.

Она теребила кончик своей косы, хлопала длинными ресницами.

Я сама была в ужасе, но попыталась успокоить Леру:

– Тихо. Здесь ходит страшный зверь. Кабан… хотя не совсем. Это его рук дело. Но он слеповат. Кабаны не очень хорошо видят… Если мы будем держаться от него подальше, то он нас не заметит… Надо найти Андрея и забрать его отсюда.

– Нет! – Валерия замотала головой. – Давай ты сама! Я ухожу отсюда.

Я попыталась воззвать к её совести:

– Лера, это твой брат.

Но она была в панике:

– Я ничего не смогу сделать! Скажу отцу, пусть он разберётся.

И она, как испуганный олень, рванула прочь.

Я опять осталась одна в этом лесу, но знала, что надо двигаться дальше. Нельзя было снова бросить друга здесь.

Я шла, не глядя по сторонам. Каждый скрип дерева и шорох трав пугал. В любую секунду из зарослей мог выскочить человек с кабаньей головой. Страшно было думать, как он изранит меня клыками и я, как и другие, стану для него грибницей.

И вдруг мне на глаза попался он! Здоровенная фигура человека-зверя валялась на поляне в густой тени кроны дуба! Я дёрнулась в испуге, но потом поняла, что с ним что-то не так. Он не двигался и даже не дышал. Его глаза потускнели, а из пасти высунулся синий язык.

Сдох! Какое счастье, что он сдох!

Я отвела взгляд от кабаньего рыла и чуть дальше увидела Андрея.

Он застыл, стоя на коленях, и стал похож на пень, покрытый мхом и грибами. Руки, грудь, шея и лицо заросли бесконечными чёрными трутовиками.

А у его ног валялась банка из-под кротового яда. На дне осталась всего горстка розовых гранул.

Я бросилась к нему и вскрикнула:

– Андрей!

Мой друг не двигался и не реагировал. В его глазах не осталось жизни. Тело напоминало подгнившее дерево. А на его бесчисленных наростах висели розовые гранулы – остатки яда.

В этот момент я поняла: Андрей умер. Он отравил свои грибы, зная, что погибнет. Он хотел забрать с собой чудовище, которое пользовалось им как источником пищи.

Жаль, что он так и не узнал, что ему это удалось. Лохматый свинтус обожрался грибов, и теперь его отвратительная мёртвая туша валялась под дубом.

У меня навернулись слёзы. Стало жаль, что я не была с другом до последней минуты. Он умер в одиночестве и в страхе, ни с кем не попрощавшись.

Хотелось обнять его напоследок, но нельзя. Тела, поражённые грибами, были заразны.

Я поднялась, оставив на поляне тушу кабана и тело друга. После чего ушла, не оглядываясь. И больше никогда не возвращалась в тот лес.

Сколько времени прошло… В те годы в нашем городе исчезло много людей. И Андрея до сих пор считают без вести пропавшим.

Но я знаю правду.

До сих пор мне слышится его грустный шёпот в каждом шорохе листвы.

Кошмар № 7: Человек-кабан

Мне снилось, что в лесопарке поселился человек с кабаньей головой. Он нападал на людей, терзал их клыками, оставляя раны, которые потом зарастали грибами. Человек-кабан с наслаждением ел эти грибы, а люди постепенно умирали. В моей голове хаос!

Я начинаю путаться: не знаю, что сон, а что реальность. Напряжение растёт. Кажется, граница двух миров скоро треснет, и они смешаются воедино. Чувствую, что это неизбежно произойдёт!

Дневник кошмаров Гоши Тверитина

Реверс

Воспоминания Георгия Тверитина

Я был совсем юный, и окружающий мир казался мне таким же молодым. Помню, какой была моя улица. Помню вид своего двора. Яркие краски под бездонным синим небом. Цветущие клумбы из крашеных автомобильных шин. Улыбчивое солнце, выложенное красным кирпичом на белой стене соседнего дома.

Каждый раз, когда взгляд останавливался на этом узоре, я чувствовал, что оно улыбается мне.

«В любую погоду за моим окном солнце!» – это была моя шутка, которая требовала пояснений.

Я помню звуки. Каждое утро начиналось под один и тот же ритм – стук колёс грузового поезда, проносившегося где-то за лесопарком.

Я помню запахи. Аромат свежевыпеченного хлеба. Рядом с моим домом располагалась пекарня. И нужно было всего лишь спуститься по лестнице и пройти за угол, чтобы купить тёплый хрустящий батон к завтраку. Было трудно удержаться и донести его целым, не откусив кусочек…

Я помню вкусы. Виноградные тянучки из ларька на перекрёстке. Кисловатые конфеты, прилипающие к зубам. Молочные коктейли из местного кафе «Гиацинт». Шоколадный вкус и густая сливочная текстура. Хотелось растянуть каждый глоток этого редкого удовольствия.

Я любил те беззаботные дни, когда всё казалось простым и понятным…

Любил свою семью – маленький, уютный мир. Пусть я никогда не знал своего отца, но у меня были мама и бабушка. Добрые, любящие женщины.

Мне нравился наш девятиэтажный дом. Нравилась моя комната, где я мог сидеть за столом и рисовать. Или разглядывать свою коллекцию вкладышей к жвачкам.

Или мог валяться в кровати и читать комиксы. Особенно мне нравились комедийные сюжеты «Арчи» и приключения древнего парня по имени Голиаф.

Я любил добрые истории, а не страшные. Потому что мою обычную, вполне счастливую жизнь омрачали мучительные кошмары. Они преследовали меня каждую ночь с самого детства.

Не просто пугающие сны, а ужасные видения, поражающие своей реалистичностью. В них я видел знакомые места, но они были искажены, как в кривом зеркале.

В моих снах всегда стояла хмурая погода. Солнце не выглядывало из-за туч. И в этой вечно-серой реальности постоянно случалось что-то ужасное.

Однажды мне приснилось, что на нашей улице поселились страшные существа, похожие на людей, но с голубоватой кожей, острыми носами и чёрными, бездонными глазами. Их лица не выражали никаких эмоций, а голоса звучали равнодушно.

Они ходили по улицам, без спроса врывались в квартиры и мучали жильцов. Эти мрачные демоны устанавливали бессмысленные правила, а за малейший проступок наказывали с пугающей жестокостью.

Людям запрещалось покидать улицу, нельзя было громко разговаривать или смотреть мучителям в лица. Тех, кто ослушивался, – жестоко наказывали.