DARKER: Бесы и черти - Екатерина Белугина

Ира плакала в луже блевоты и хотела проснуться, прервать этот невыносимый кошмар.

– Ну все, ну будет, – смягчилась Роза. – На…– подала носовой платок. – Фу, сопля течет, рожица в кровяке. Утрись. Кто тебя драть такую будет? Сыночек. Кто будет драть? Сынка мой.

Роза показала неприличный жест. Взяла под локоть и рывком поставила на ноги.

– Тетенька, – проскулила Ира, – мне пятнадцать лет.

– Да похеру, если честно. Любви все возрасты покорны. Иди, чудо чудесное, он тебя распечатает. – Роза подтолкнула Иру к кровати. – Иди, доченька, он ждет.

Ира сделала шаг. В голове взрывались петарды, пол ходил ходуном, зыбились столбики кровати. Роза заняла стул и поставила на колени кассетник. Щелкнула кнопка. Ира прикусила губу, услышав хриплый вокал Кая Метова:

– Мне хорошо с тобой, ты моя милая, ты мой сказочный сон.

«Я умру, – подумала Ира. – Как Нина, как Майя Юрьевна. Так пусть и они умрут. Эта нечисть пусть прекратит мучить людей».

Мысль придала сил, чей запас, казалось, исчерпался еще наверху. Во внешнем мире загрохотало, зазвенело. Ира сунула руки в карманы курточки и плечом утерла каплю крови, щекочущую скулу.

Она стояла прямо перед бархатным пологом. По ткани сновали паучки.

– К чему волненья, раз есть терпенье. Мне хорошо с тобой…

Ира вынула из кармана правую руку и двумя пальцами взялась за бархат.

– Научится, – бормотала за спиной Роза, раскачиваясь в такт с пульсациями синтезатора, – всему научится, все с опытом придет…

Ира набрала в легкие воздух и отдернула занавес.

Патрик Пюидеба нежился на розовых перинах, обнаженный, и поглаживал себя по груди и бедрам. При виде суженой улыбнулся радостно.

Ира зажмурилась до красных всполохов на изнанке век и снова посмотрела на кровать.

Пюидеба исчез. Среди розовой пены кисточек и рюшек шевелилось то, что на самом деле было Купидоном. Многочисленные конечности выгибались, покалывая зазубренными лапками простыни. Покрытое жесткими волосками брюшко призывно поднималось. Это мясистое серое веретено венчалось мышечными кольцами, которые выталкивали из себя десятисантиметровое жало, сочащееся густым янтарным сиропом.

Ира потрясенно смотрела на Купидона. Его деформированная голова величиной с футбольный мяч двигалась, поворачивая к невесте наросты, которые, вероятно, были органами зрения, вспухшими и увитыми шнурками вен. Конечности требовательно тыкались в одеяло.

– Что это такое? – спросила Ира.

– Американец! – проворковала Роза. – Мой мальчик, плод любви, ее квинтэссенция. Я так долго не могла забеременеть, все перепробовала, даже бога вашего молила, которого нет. Но судьба смилостивилась, послала сыночка, лучшего в мире.

Ира сглотнула слюну. Существо на продавленной кровати отдаленно напоминало осу, вымахавшую до размеров сенбернара. Очень отдаленно, ибо подобрать точное сравнение не представлялось возможным. Тельце напряженно подрагивало, серая шкура расходилась слоями в процессе тошнотворной линьки, являя нежно-желтую плоть. И хотя закругленная морда совершенно ничего не выражала, Ира чувствовала похоть, излучаемую существом.

Оно погубило Нину, впрыскивая в молодое тело яд.

Оно превратило Майю Юрьевну в оскаленную мумию.

«Оно меня обнимало своими лапами».

Ира вдохнула ртом, чтобы снова не стошнило. Кая Метова сменила певица Нона:

– Одной из многих буду средь твоего гарема. И буду я покорной, что хочешь прикажи, я не хочу свободы, а я хочу любви.

Ира провернула колесико второй зажигалки и, не отрывая глаз от Купидона, поднесла язычок пламени к лоснящемуся бархату. Бахрома стала чернеть и сворачиваться.

– Теперь ты мой хозяин, в тебя я свято верю и думать про другого больше не посмею.

– Чем это пахнет? – напряглась Роза.

Бархат вспыхнул. Голубая волна огня стремительно пронеслась по складкам. Ира отпрянула. Купидон открыл крошечный ротик и замяукал пронзительно. Балдахин превратился в купол из пламени. Пепел и горящие клочья планировали на ложе для новобрачных.

– Что ты творишь?!

Роза фурией пронеслась мимо Иры и неуклюже рухнула на постель, давя языки пламени, пытаясь собственным телом потушить пожар. Подвал заволокло дымом. В этом аду певица Нона перешла к припеву:

– А я совсем ручная, ты приручил меня, но этого не знаешь, а знаю только я.

– Сынок! Сыночек! – верещала Роза. Ира двинулась к лестнице. – Куда?

Роза ринулась на нее из дымовой завесы. Кусок ткани прилип к ее затылку, как тлеющая фата. Глаза вылезли из орбит. Брючный костюм пропитался секрециями Купидона.

Ира увернулась, схватила магнитофон и обрушила его на голову неудавшейся свекрови. Нона заткнулась, брызнула пластмассовой щепой и батарейками. Роза пригнулась, контуженная.

– Малая! Ты здесь?

Ира не знала, действительно слышит Портнягина или спятила от страха. Она бросилась на голос. Дым жег глаза. Балдахин догорал. Роза навалилась сзади, булькая, и потащила на пол. Ира умудрилась перевернуться. Над ней куском теста болталось перекошенное лицо той, кто родила на свет Купидона. Пухлые пальцы окольцевали горло жертвы, другую руку Роза сунула Ире в рот, будто собиралась выдернуть язык. Перстень с розовым сердцем заскребся о зубную эмаль, мизинец вдавился в десну.

– Малая?!

Портнягин прыгнул на Розу и воткнул перочинный нож ей в щеку. Лезвие пронзило пучки щечной мышцы, жир и слизистую оболочку, чикнуло о зубы. Пальцы-черви покинули Ирин рот, вернули доступ к кислороду. Мотая головой, как разъяренная медведица, обливаясь кровью и рыча, Роза начала подниматься.

– Нину мою тронула? Нину?!

Портнягин ударил снизу вверх, погрузив лезвие во второй подбородок Купидоновой мамаши. Она хрюкнула и задрала голову, сама себя снимая с ножа и толкая затылком лампочку, отчего подвал превратился в театр теней. Заревев, Роза вцепилась Портнягину в лицо. Он вскинул руку, метя противнице в шею, но промахнулся и почти отрубил ей нос. Наточенная сталь прошла сквозь ноздри и хрящ перегородки.

– Убей ее! – завизжала Ира, стиснув кулаки, приплясывая в дыму.

Портнягин услышал и всадил лезвие в брюхо маньячке.

– За Нину, – процедил он, проворачивая нож.

Роза затрепетала, оседая на обломки магнитофона, костюм темнел вокруг торчащей из живота рукояти. Ира метнула взгляд через плечо.

Над постелью тлел балдахин, черные ленты опутали столбики. Купидон съежился, пуча налитые кровью глаза-опухоли, и беспомощно мяукал. Он так и не научился жить самостоятельно, без мамаши. Вдруг Ире показалось, что не мольба исходит из слюнявого ротика американца, а призыв к спариванию. О, он все еще вожделел ее.

– Какого хера? – поинтересовался Портнягин. Забыв обо всем на свете, он шагнул к кровати, недоверчиво нахмурился. – Это чё, гля, жук?

– Осторожно! – закричала Нина.

Роза накинулась на ошеломленного парня сзади и несколько раз кольнула ножом в шею. Красное хлынуло, как из питьевого фонтанчика. Портнягин зажал рану, пьяно отшатнулся, посмотрел на Розу круглыми глазами.

– Она наша, – прогнусавила Роза, выдув изувеченным носом розовый пузырь.

Портнягин