Кровавый гимн - Энн Райс

– Только не говорите, – растягивая слова, сказал он, – что хотите, чтобы я тоже забрался в этот самолет и отправился вместе с вами в ваш Центр медицинских чудес.

– А куда еще ты можешь отправиться? – так же равнодушно поинтересовалась у него Роуан. – Собираешься оставить Миравиль и Лоркин?

– Роуан – твоя родственница, – вмешалась Мона, голос ее звучал, как натянутая струна. – Она ваша семья, Оберон, она о вас позаботится. Если у тебя осталась хоть крупица здравомыслия, забудь на время о сарказме, не будь таким желчным, садись в самолет и веди себя прилично. Скоро ты убедишься, что принадлежишь к роду чрезвычайно богатых и невероятно щедрых людей.

– Твой оптимизм меня растрогал, – пренебрежительно ответил Оберон. – Не следует ли мне сделать вывод, что именно твоя преданность этому клану невероятно щедрых людей вынудила тебя бежать от них с парочкой Охотников за Кровью и позволить превратить себя в то, чем ты стала?

– Оберон, – сказал я, – я ведь тебя освободил.

– Ну вот, началось! – Он закатил глаза. – Ради святого Хуана Диего, мне следует вести себя прилично с Роуан Мэйфейр, единственной представительницей рода людей, которую Отец действительно любил, не следует выдавливать Лоркин глаза при первом удобном случае или делать что-нибудь более изощренное.

– Именно, – подтвердил я. – Прояви к Роуан уважение, сотрудничай с ней, ты от этого ничего не потеряешь. И не прыгай на Миравиль, а то еще забеременеет. Договорились? А почувствуешь искушение, вспомни о святом Хуане Диего.

Оберон усмехнулся, воздел руки к небу, потом опустил их и продемонстрировал раскрытые ладони, после чего поднялся по трапу в самолет.

– Этот Диего, должно быть, настоящий святой, – прошептала Роуан.

– В самолете Оберон тебе все о нем расскажет, – сказал я.

– Подождите, я забыл статуэтку! – крикнул Оберон, уже с порога самолета. – И как только меня угораздило?

– Обещаю доставить ее тебе, – крикнул в ответ я. – Кроме того, Мэйфейры купят тебе все, что ты пожелаешь. Ступай в самолет.

Оберон послушался меня, но через секунду снова появился в дверях:

– Только помни: эта статуэтка связана с чудом! Ты должен забрать ее!

– Я не собираюсь оставлять ее здесь, – заверил я Оберона, и он исчез в салоне самолета.

У трапа с нами осталась только Роуан.

– Куда вы теперь? – спросила она.

– Ферма Блэквуд, – сказал Квинн. – Нас трое, мы держимся вместе.

Роуан посмотрела на меня. Никто никогда не смотрел на меня так, как смотрела Роуан.

Она кивнула на прощание и повернулась, чтобы уйти, но потом развернулась на сто восемьдесят градусов и обняла меня за шею. Теплое живое существо доверилось мне, и в этот момент все барьеры рухнули.

Я целовал ее так, как будто мы были одни, осыпал поцелуями, пока они не превратились в только нам одним понятный язык. Роуан прижалась ко мне, груди ее напряглись, я сжал ее бедра и закрыл глаза. Разум мой помутился, казалось, моя плоть вытеснила его или чувства захлестнули меня настолько, что разум уже не мог подсказать, что делать. Наконец Роуан отстранилась, и я повернулся к ней спиной. Жажда крови парализовала меня. Желание лишало разума. А потом на волю вырвалась любовь, истинная непорочная любовь.

Я стоял без движения и пытался осознать случившееся. Истинная любовь. И вдруг я непроизвольно связал то, что происходило со мной, с тем чувством, которое испытал, когда целовал на краю болота призрак Пэтси. Непорочная любовь.

Мое сознание вернулось на столетия назад, словно механизм совести включился в режим поиска греха, а до этого только выжидал, когда наступит момент непорочной любви. Мне были знакомы эти мгновения, скрытые от посторонних глаз, негромкие, редкие и ослепительно яркие. Они великолепны сами по себе, знает о них предмет любви или нет, – это волшебное чувство любви…

Перед моими глазами вспыхнула картинка: Эш и Морриган, а над ними поднимается белый туман – символ истинной любви.

Картинка исчезла. Квинн увлек меня за собой подальше от ревущих двигателей самолета. Мы молча сошли с бетонной полосы.

Самолет разогнался, начал плавно подниматься к небу и наконец исчез в облаках.

Еще одна тайна вплелась в древнюю историю Карибского моря: крохотный остров, пропитанный кровью, – уникальное место, ставшее очевидцем бесчисленных трагедий.

Мона смотрела на море, ветер развевал ее пышные рыжие кудри. В глазах ее стояли слезы. Поистине воплощенная скорбь.

Это было ее началом? Настоящим началом моей совершенной малышки?

Я подошел ближе. Я не хотел мешать ей, но она протянула ко мне руку и привлекла к себе.

– Я хотела их найти. – Мона прислонилась ко мне и смотрела куда-то вдаль. – Это была моя мечта, мечта, которая вышла за границы Темной Крови, мечта, которая помогла мне пройти через нескончаемую боль, прежде чем я получила Темную Кровь.

– Знаю, – сказал я. – Я понимаю тебя.

– Я мечтала найти мою Морриган, хотела убедиться в том, что она счастлива. Мечтала снова узнать ее, со всеми ее странностями. Мы бы разговаривали с ней ночи напролет и целовали друг друга. Наши жизни только соприкоснулись, а нас разлучили. А теперь… Теперь все кончено.

Я помолчал, уважая ее чувства.

– Они действительно жили счастливо довольно долгое время, – после паузы заговорил я. – Оберон рассказывал нам об этом. Несколько лет они жили как Скрытый народ.

Я постарался как можно подробнее напомнить ей обо всем, что нам рассказывал Оберон.

Мона медленно кивнула головой, неотрывно глядя на морскую гладь. Мой рассказ не произвел на нее впечатления.

– Они должны были позвать нас на помощь! – прошептала она. – Майкл и Роуан смогли бы им помочь! Ох, как неразумно! Только подумай, Морриган не позволила ему позвонить Роуан. Потому что она ревновала! О, Роуан, Роуан!

Я не стал делиться ней своими мыслями.

– Возвращаемся на ферму Блэквуд, – сказал Квинн. – У тебя еще будет время погоревать и время познакомиться ближе с Миравиль, Обероном и даже с Лоркин.

Мона покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Эти Талтосы не для меня. Не теперь. Миравиль чистое и податливое существо, в ней нет моей страсти, нет неистовства ее матери. Цепочка оборвалась. Морриган ушла, страдая. Они позаботятся о Миравиль. Несчастное нежное существо – порождение древнего Талтоса и мутанта. Мне нечего дать Миравиль. Оберон? Мне трудно его понять, да и что я могу ему дать? Он убьет Лоркин, раньше или позже, но убьет. Вы так не думаете? И как Роуан сможет удержать Лоркин? Это не моя забота. Меня это не интересует. Я хочу быть с вами, вы мой народ.

– Не принимай сейчас никаких решений, – посоветовал я.

Мне было бесконечно жаль Мону, а в глубине души не давали покоя проблемы, которые предстояло решить Роуан.