Скрипка - Энн Райс

Ничего особенного не могу сказать о трамвае,разве только что он был очень старый, как деревянные трамваи Нового Орлеана, ичто его тянули в гору, как фуникулерные вагоны в Сан-Франциско. Кажется, яслышала, что временами на них опасно ездить. Но сейчас это не имело значения.Мы бросились к вагончику трамвая, когда тот как раз собирался отъехать отостановки. Внутри оказалось совсем немного народа, по большей части это былиевропейцы. Я слышала, что люди разговаривали на французском, испанском имелодичном ангельском языке, который наверняка был португальский.

– Боже мой, – сказала я, – мывъезжаем прямо в лес.

– Да, – откликнулся наш гидАнтонио. – Этот лес протянется до самой вершины. Он очень красив, нораньше его здесь не было…

– Расскажите, – попросила я и судивлением, высунувшись в окно, дотронулась до голой земли, настолько близко мыот нее проезжали, а еще я трогала папоротник в расщелинах и разглядываладеревья, склонившиеся над рельсами.

Пассажиры весело болтали и улыбались.

– Видите ли, когда-то здесь была кофейнаяплантация, но потом в Бразилию приехал один богач, увидел эту гору и решил, чтосюда нужно вернуть тропический лес, что и было сделано. Это совсем молодой лес,ему только пятьдесят лет, но это наш тропический лес в Рио, он посажен для нас.Вот видите, этот человек проследил, чтобы все тщательно сделали.

Лес выглядел таким же диким и не испорченнымцивилизацией, как любой тропический рай, который я когда-либо видела. Сердцегромко стучало.

– Ты здесь, сукин сын? – прошепталая Стефану.

– Что ты сказала? – переспросилМартин.

– Я сама с собой, молюсь на удачу.

– Ох, эти вечные твои молитвы.

– Что ты хочешь этим сказать? Смотри,земля красная, абсолютно красная!

Мы поднимались, медленно описывая дугу задугой среди плотно стоящих сонных деревьев.

– Кажется, начинается туман, –сказал Антонио с печальной улыбкой, словно извиняясь.

– Не важно, – сказала я. – Итак все прекрасно, таким видом можно любоваться при любой погоде, вы несчитаете? А когда я поднимаюсь, как сейчас, все выше и выше в гору, к небу иХристу, то могу не думать о прочих вещах.

– Это полезно, – сказал Мартин и закурилсигарету. Катринки рядом не было, чтобы велеть ему загасить ее. Антонио некурил и не был против, кажется, его даже удивило, когда Мартин спросил,разрешено ли здесь курить.

Трамвай сделал остановку, подобрав пассажиркус многочисленными свертками. Это была темнокожая женщина в мягких бесформенныхтуфлях.

– Значит, у него маршрут как у обычноготрамвая?

– Ну да, – пропел Антонио, –некоторые люди работают на горе, другие просто приезжают сюда, а еще здесь естьодно очень бедное поселение…

– Из одних лачуг, – сказалМартин. – Я слышал об этом, но мы туда не пойдем.

– Конечно, нам это и не нужно.

Снова зазвучал смех. Очевидно, никто большеего не слышал.

– Ну что, выдохся? – прошептала я иопустила окно. Я высунулась, несмотря на предостережение Мартина, и любоваласьзелеными ветвями, вдыхала аромат земли, разговаривала с ветром. – Большене можешь стать видимым, больше не можешь сделать так, чтобы тебя слышали?

Я приберегаю свои лучшие трюки для тебя, моядорогая, для тебя, которая смело проникла в потаенные уголки моей души, длятебя, которая распевала свои вечерние молитвы под колокольный перезвон внутрименя, о котором я даже сам не подозревал. Для тебя я создам другие чудеса.

– Лжец, мошенник, – произнесла я подгрохот трамвая. – Водишь компанию с ободранными призраками?

Трамвай снова остановился.

– Какой красивый дом справа. Чтоэто? – спросила я.

– Ах да, – сказал Антонио сулыбкой, – мы сможем осмотреть его по дороге вниз. Давайте я прямо сейчаспозвоню. – Он вынул из кармана маленький сотовый телефон. – Еслихотите, я велю машине подъехать туда за нами. Когда-то это был отель. Сейчас онзаброшен.

– Да, конечно, я должна егоувидеть. – Я оглянулась, но к этому времени мы уже завернули за поворот,поднимаясь все выше и выше. Наконец наш путь завершился, и мы вышли назаасфальтированную платформу, где уже ждала целая толпа туристов, чтобысовершить обратный путь.

– Ну вот, – сказал Антонио. –Теперь мы будем подниматься по лестнице до статуи Христа.

– Подниматься по лестнице! – возопилМартин. Позади нас фланировали телохранители, расстегнувшие свои жилеты цветахаки, чтобы нам и всем остальным была видна их портупея с оружием. Один из нихмне почтительно улыбнулся.

– Все не так плохо, – сказалАнтонио. – Лестница высокая, но она, видите ли, не сплошная, на каждой…как это говорится?.. площадке можно отдохнуть, выпить чего-нибудьпрохладительного. Вы действительно сами хотите нести скрипку? Может быть, я?..

– Она всегда сама носитинструмент, – сказал Мартин.

– Я должна забраться на самыйверх, – сказала я. – Однажды в детстве я видела в кино эту статую –Христа с распростертыми руками. Как на распятии.

Я пошла вперед. Как там было чудесно, лениваяусталая толпа, маленькие лавочки, торгующие безделушками и консервированныминапитками, праздные туристы, сидящие за металлическими столиками. Все такиеразморенные на этой прекрасной жаре, и туман окутывал гору белыми рванымиклочьями.

– Это облака, – пояснилАнтонио. – Мы в зоне облаков.

– Великолепно! – закричала я. –А какая красивая балюстрада! Она итальянская? Мартин, смотри, здесь всеперемешано, старое и новое, европейское и чужестранное.

– Да, эта балюстрада очень старая, аступени, как видите, совершенно пологие.

Мы переходили с одной площадки на другую.

Теперь мы шли в идеальной плотной белизне. Мывидели друг друга, наши ноги, ступени, но больше практически ничего.

– О, как не повезло, – сокрушалсяАнтонио. – Нет-нет, вы обязательно должны вернуться в солнечный день, такничего не видно.

– Покажите, в каком направлении находитсястатуя? – попросила я.

– Мисс Беккер, мы сейчас находимся усамого ее основания. Сделайте шаг назад и взгляните наверх.

– Такое впечатление, будто мы стоим нанебесах, – сказала я.