Простой сложный разговор. Модель легкого и эффективного общения - Элисон Вуд Брукс

совершил самоубийство, выпрыгнув из их семейных апартаментов в Нью-Йорке, расположенных на четырнадцатом этаже. Столь ранний опыт переживания трагедий во многом подготовил Купера к карьере. Он славился своим хладнокровием в сложных ситуациях, будь то освещение военных действий в Сомали, Боснии и Руанде или репортажи о стихийных бедствиях, таких как ураган «Катрина» и землетрясение в Гаити в 2010 году. Однако смерть матери буквально подкосила его. И спустя два месяца после ее похорон он пригласил на свою передачу другого телеведущего, который, по его мнению, смог бы найти для него слова утешения, — Стивена Колбера.

Младший из одиннадцати детей, Колбер стал известен своими выступлениями в театре импровизаций. Он начинал как дублер Стива Карелла в чикагской труппе «Второй город», а затем получил признание критиков, выступая в пародийной роли консервативного политолога в шоу Джона Стюарта The Daily Show на канале Comedy Central. Телевизионные фиглярства Колбера делали его маловероятным гостем на передаче Купера (жесткого и беспристрастного репортера), но Колбер тоже был хорошо знаком с горем: в возрасте десяти лет он потерял отца в авиакатастрофе, а также двух братьев, Питера и Пола. Совсем недавно скончалась и его мать.

Разговор между Купером и Колбером[220], набравший более двух миллионов просмотров на YouTube, — один из моих любимых примеров публичного общения. Купер объясняет, что хочет обсудить горе и утрату, потому что, поделившись болью с другими людьми, он так и не нашел утешения; он также хотел бы узнать, как трагедия повлияла на Колбера. Оба мужчины, одетые в шикарные костюмы, сидят в высоких режиссерских креслах в личном кабинете Колбера за кулисами передачи The Late Show. Это больше похоже на беседу, чем на официальное интервью, особенно потому, что все проходит не перед аудиторией. Просто разговор двух людей.

В начале беседы Купер упоминает о письме с соболезнованиями, которое недавно написал ему Колбер, а затем говорит о том, что трагедия создает пропасть между тем, кем вы были раньше, и тем, кем стали сейчас.

— По сей день я считаю год смерти отца для себя нулевым годом, — говорит он. — Это как когда Пол Пот захватил Камбоджу.

— Несомненно, — тут же соглашается его собеседник. — Несомненно. — Он тяжело вздыхает. — Есть и другой Стив Колбер — тот ребенок, который жил до смерти отца и братьев. — В его воспоминаниях те годы существуют словно призраки.

— Как осколки стекла, — говорит Купер. — Вспышки из прошлого.

В течение двадцати минут они размышляют о том, как утрата повлияла на их личность, карьеру и отношения. Купер стал сторонником катастрофизма, прошел всевозможные курсы выживания, а Колбер ушел в научную фантастику и фэнтези. Купер с головой погрузился в собственные страхи, а Колбер отдал предпочтение абсурду и юмору. Их разговор поражает своей искренностью, самоанализом («Я белый протестант англо-саксонского происхождения, нас учат прятать свои эмоции глубоко внутри», — делится Купер) и любовью, с которой эти двое взрослых мужчин говорят о своих матерях.

Но что делает их беседу такой запоминающейся? Внимание и уважение, которые Купер и Колбер оказывают друг другу. Купер явно подготовился к беседе: он читал интервью Колбера, может цитировать его слова, у него наготове заметки и вопросы. Колбер самокритичен, а его шутки мягкие; он позволяет Куперу играть первую скрипку. Когда один из них откровенно говорит о своей боли, другой кивает, развивая мысль собеседника или отвечая собственным признанием. (Колбер шутит, что это он воспитывал свою мать, а не наоборот. «Я это прекрасно понимаю, — говорит Купер. — Я всегда воспринимал свою маму как космического пришельца. Я должен был защищать ее и объяснять, как выжить в этом мире».) Они наклоняются друг к другу, встречаются взглядами и незаметно подбадривают друг друга («Точно, точно», «Вот именно»).

Однако где-то через десять минут после начала беседы в их гармонии намечается трещина.

— Это прозвучит странно, — говорит Купер, — но мне жаль, что у меня нет шрама.

— Как у Гарри Поттера! — подхватывает Колбер. — Прекрасно понимаю вас.

— Скорее, как у злодея из бондианы, — уточняет Купер. — Через глаз и все лицо.

Он представляет себе метку, которая говорила бы каждому встречному: «Я не такой человек, каким мне было предназначено стать».

Колбер ерзает на стуле. Он не согласен с этой мыслью. Он снимает очки и улыбается.

— Но ведь вы именно такой человек, каким вам было предназначено стать, — возражает он.

В этот момент, когда двое мужчин расходятся во мнениях по экзистенциальному вопросу, их взаимоуважение становится особенно заметно. Купер задается вопросом, не превратила ли его трагедия в искаженную версию самого себя, и Колбер, практикующий католик, мягко опровергает эту мысль.

— Мой опыт в моей конкретной вере — крайне несовершенный, надо признать, — заключается в том, что не существует другой временной шкалы, — говорит он. — Мы имеем то, что имеем. И самое смелое, что вы можете сделать, — это с благодарностью принять мир таким, какой он есть.

Купер, который практически никогда не обсуждает свои духовные убеждения, откидывается на спинку стула. Он заглядывает в свои заметки.

— В одном интервью вы утверждали, что смогли полюбить то, что стало самой большой трагедией в вашей жизни. — Он осекается, борясь с внезапно нахлынувшими эмоциями. — И далее вы сказали, — тут его голос срывается, — «Разве не все Божьи наказания — благословения?». — Его глаза краснеют, и он смахивает слезу. — Вы действительно в это верите?

Момент напряженный. Колбер молчит несколько секунд, но не увиливает от ответа, не хитрит и не отвлекается от темы. После многозначительной паузы, не отводя взгляда от ведущего, он отвечает просто: «Да». Он благодарен не за саму трагедию, а за свои страдания, которые помогли ему найти общий язык с другими людьми и полюбить их гораздо сильнее. И по-настоящему понять, что значит быть человеком.

— Я хочу быть максимально человечным, каким только могу быть, — говорит он, — а для этого нужно… прежде всего, благодарить за трагедии, которые произошли со мной, потому что они стали для меня настоящим благословением.

Неудивительно, что через несколько недель после выхода в эфир эта беседа стала вирусной. Тысячи людей откликнулись в интернете, делясь собственным горем. Washington Post назвала это интервью «лучшим телевизионным событием 2019 года»[221]. Зрители отметили сопереживание и деликатность этой беседы, но многих особенно тронула доброта и отзывчивость Колбера и Купера по отношению друг к другу. «Редко можно увидеть, как гость поддерживает интервьюера», — отметил один пользователь YouTube. «Когда Колбер ответил “да”, я не смог сдержать слез», — написал другой.

Беседа оказала сильное впечатление на Купера. Три года спустя, в 2022 году, он начал вести подкаст о потере и горе All There Is. За два дня после выхода первый эпизод попал в лидеры чарта подкастов, его скачали более четырех миллионов