Обыкновенная война - Борис Геннадьевич Цеханович

Майор замолчал, пристально глядя на меня, потом позвонил по телефону и попросил кого-то зайти. В кабинет зашёл ещё один офицер, в котором узнал ещё одного прокурорского, приезжавшего к нам в тот раз с расследованием.

– Миша, майор Копытов чего-то не рад и на стол ничего не накрывает, – как бы удивлённо воскликнул следователь и сокрушённо развёл руками.

– Было бы за что, так за этим дело не постоит, – голос мой прозвучал хрипло и показался чужим.

Оба следователя засмеялись: – Ладно, Борис Геннадьевич, если что привёз, тащи сюда. Хорошее есть для тебя известие.

Я вышел на улицу и забрал с БРДМа пакет с водкой и закуску, которые прихватил на всякий случай. В кабинете всё это вывалил на стол. Второй следователь начал открывать водку и раскладывать закуску на столе, а мой встал из-за стола и торжественно прочитал указ Президента России об амнистировании меня в честь 50-летия Победы.

– Всё, распишись о том, что согласен с амнистией, – палец прокурорского показал мне место, где нужно было поставить подпись и число ознакомления.

Я тупо посмотрел на текст указа, потом на улыбающиеся лица следователей и почувствовал, как во мне подымается волна возмущения, тяжело поднялся и потянулся через стол к прокурорскому и схватил его за грудки: – И ты мне, майор, тут два часа парил мозги, вгоняя то в пот, то в холод, зная об амнистии. Ты что, сволочь, издевался надо мной?

– Ну.., ну…, ну…, Боря, чего ты так кипятишься, ну пошутил…, – начал выдираться из моей хватки прокурорский и попросил, – ну…, отпусти. Такая у нас манера: показали тебе дно, куда ты мог упасть, а потом вытащили. Так сказать, наглядный урок – профилактикой называется. Но если ты с амнистией не согласен, то имеешь право отказаться от неё и доказывать свою невиновность самостоятельно. Хочу только немного добавить о результате расследования в соседней бригаде: никто танкистов в Гикаловский не посылал, убыли они туда самостоятельно. А для чего – неизвестно. Ну что, подписываться под амнистией будешь?

Я отпустил майора: – Нет уж, я вам не маршал Варенников, (маршал Советского Союза, за участие в ГКЧП был привлечён к уголовной ответственности, от амнистии отказался и доказывал свою невиновность самостоятельно) отказываться не буду. Мне и так отрицательных впечатлений на всю жизнь хватит, – решительно пододвинул к себе указ и подписался под ним, потом подписал ещё пару бумаг для соблюдения формальностей, выпил со следователями и уехал из прокуратуры. По пути мы с Вадимом заехали на рынок, где подкупили водки и на северном перекрёстке у Чечен-Аула, где всё это и произошло хорошо посидели. В полк я приехал уже успокоенный.

…Приближался праздник – День Победы и существовала вероятность, что боевики постараются испортить нам в этот день настроение. Но всё прошло нормально. Утром 9 мая я построил батарею и поздравил всех с днём Победы, а после этого всех, кого мог повёл на концерт, организованный силами полковой самодеятельности. Всем концертом заправлял Витька Перец. После концерта установили телевизор с большим экраном и показали фильм о нашем полку и 276-м, снятый Свердловскими тележурналистами, приезжавшими к нам в феврале. Были там кадры и о противотанковой батарее, показали меня в немецкой каске, что вызвало громкий смех. Смеялись ещё и над комментарием тележурналиста, где он говорит на полном серьёзе, что боевики в ходе пребывания на плем. станции съели стадо коров в двести голов. Все засмеялись, когда вспомнили, как полк ел в течение месяца свежую говядину.

После обеда офицеры выехали на берег Аргуна, где поставили памятник ребятам, погибшим 13-15 марта. У въезда на мост, на обрыве, установили металлическую пирамиду со звездой и на постаменте башню от БМП, в котором сгорел старший сержант Молдаванов.

А в десять часов вечера, несмотря на запреты командира полка, был дан салют из всех видов вооружения в честь дня Победы. Артиллеристы, пехота, танкисты, все кто мог, запустили пули, снаряды, мины и ракеты в звёздное небо. Артиллеристы залп за залпом выкладывали ровные ряды осветительных снарядов, «брызги шампанского» и «ядрёные взрывы». Миномётчики просто вешали осветительные мины и всё небо в разных направлениях прочерчивались трассерами от автоматов и пулемётов. Многие старались начертать в чистом небе трассерами цифру девять. В третьем батальоне уже знакомый пулемётчик очередями наяривал несколько мелодий, а зенитчики из ЗСУ запускали 23мм снаряды, которые красиво разрывались высоко в небе. Салютовали не только мы, там где стояли другие наши части в тёмном небе вспыхивали такие же фейерверки. Со своих позиций салютовали и боевики….

11 мая приехала снова делегация из Бурятии во главе с отцом Кушмелёва, который привёз с собой телевидение. Мы встретились как старые друзья, обнялись. Командир полка пригласил жить Павла Павловича к себе, но Кушмелёв отказался: – Товарищ полковник, у меня своя батарея есть, сейчас Борис Геннадьевич мне ещё мой пулемёт даст и будет полный комплект.

Три дня гостевания делегации пролетело очень быстро. Особенно мы сдружились с тележурналистом бурятского телевидения Сергеем, который очень много снимал у нас в батарее и обещал прислать все черновые плёнки и документальный фильм, после того как он его смонтирует, снял с себя серебряный крестик и подарил его мне. Я им выделил БРДМ Большакова, старшим туда поставил Алексей Ивановича и все эти дни они ездили по полку и снимали телевизионный фильм. Вместе с делегацией уезжала и очередная партия увольняемых, в том числе и сын Павла Павловича. Проводили их, да и в это же время проводили Рената Халимова, который лишнюю, ненужную технику полка железнодорожным транспортом сопровождал в Екатеринбург.

Перемирие заканчивалось, скоро пойдём вперёд. На днях через расположение соседнего полка и нашего дивизиона выскочили на правый берег Аргуна немного южнее Чири-Юрта на рекогносцировку. Справа от нас, в двух километрах, располагались боевики в населённом пункте Лаха-Варанды, напротив него через реку Дуба-Юрт, тоже занятый боевиками, а за двумя этими деревнями располагался узкий вход, метров в четыреста, в Аргунское ущелье, куда вели две асфальтовые дороги по обе стороны реки. Особо сильные позиции боевиков были на правом берегу, сразу же за деревней Лаха-Варанды на склоне возвышенности: там было самое узкое место. Сверху над асфальтовой дорогой нависала каменная стена, где были позиции духов, а за дорогой в пяти метрах был отвесный речной обрыв с пятиэтажный дом. Взять или проскочить через это место было очень трудно. С нашего места хорошо просматривался Чири-Юрт и толпившиеся на его окраине местные