ЧЕЛОВЕК ИЗВНЕ - Алмаз Эрнисов

Темная фигура шевельнулась на противоположной скамье. Слоэн сел.

– Поздравляю.

– Майкл Халлер поручил мне контролировать ситуацию.

Ари Нешер был еще одним никаким, серая мышь во всех смыслах: лет тридцати, темные густые волосы, неописуемая одежда. Его английский был безупречен, если не считать легкой картавости, типичной для евреев.

Слоэн покрутил головой, разминая затекшую шею.

– Халлер нашел забавным твой первый рапорт? – спросил он.

– Халлер не оценил твоих проблем с местным персоналом.

– Местным персоналом, Нешер?

– Итальянское общество стало многонациональным, – улыбнулся Нешер.

– Ошибка. Оно превратилось в мировую деревню помоечных крыс.

Нешер засмеялся странным скрипучим смехом.

– Наверное, мне надо было самому встретить тебя в аэропорту.

– Проехали. Ты принес, что я просил?

Нешер ногой подвинул к нему лежащий на полу чемодан из анодированного аллюминия.

Слоэн поставил чемодан на скамейку и открыл его. Некоторое время изучал содержимое, лежащее в углублениях противоударной резины: «глок», четыре обоймы, коробка с патронами «гидра-шок».

Взял пистолет, разобрал быстрыми точными движениями, собрал вновь, проверил скольжение ствола. Хорошо смазанные части двигались легко и бесшумно. Вложил в обойму два, только два патрона. Передернул ствол.

– Текила?

Нешер протянул ему характерную квадратную бутылку. Слоэн окрутил крышку, понюхал.

– Браво, Нешер! – сделал большой глоток. – Ты – ас уголовного пиара.

Закрутил крышку и поставил бутылку рядом с чемоданом. Поднялся, держа «глок» двумя руками, с пальцем на курке. Оглядел дальнюю стенку трамвая метрах в двадцати отсюда. Разглядел в полумраке рычаг управления.

Молниеносным движением поднял пистолет, прицелился и выстрелил. Звук 45-го калибра прозвучал, словно гром. Шар-набалдашник слетел с рычага и, кувыркаясь, полетел вперед, а пуля, продолжив полет, разнесла лобовое стекло трамвая.

Слоэн вновь нажал курок. Вторая пуля попала точно в еще летящий шар, вынося его из кабины в темноту ангара.

Нешер сжал веки, вновь открыл их и снова сжал. Два точных выстрела почти в темноте, в еле видимую цель, сначала неподвижную, затем кувыркающуюся в полете… Никогда в жизни ему не приходилось видать что-либо подобное.

Слоэн поднял с пола еще горячие гильзы.

– Поговорим о задании.

12.

Горячий ветер аномального лета в конце ноября завывал на улицах Милана всю ночь.

В результате: сорванные крыши, поваленные деревья, порванные электролинии, кучи битого стекла. Согласно метеослужбе ВВС, изменений не ожидалось. Холодный фронт, зародившийся над скандинавским полуостровом, медленно смещался к югу, в сторону Альпийской гряды. Может быть, ему так и не удастся преодолеть ее. Может быть, это лето, которого не должно было быть, превратит весь пейзаж в обезвоженную пустыню.

Андреа Каларно с пистолетом в руке первым вышел из «альфа-ромео». Еще три автомобиля остановились на гравии парковки. Из них высыпал весь Отдел убийств в полном боевом облачении: кевларовые бронежилеты, пистолет-автоматы «берета М-12», винтовки «бенелли М-180» со шрапнельными патронами.

Каларно прошелся глазами по периметру крыши Павильона Браски, одного из зданий Центрального госпиталя Нигуарда. Четверка снайперов полицейского спецназа была на местах с винтовками в руках.

– Итак, – Каларно держал руку с пистолетом, опущенной вниз. – Гранди, ставишь машину прямо напротив входа. Де Сантис, Скьяра и Палмьери, со мной. Остальные – внешнее прикрытие.

Воздух в тюремном блоке предварительного заключения на первом этаже Павильона Браски, был насыщен запахами лекарств, аммиачных детергентов, затхлой пыли старого госпиталя. Яркий утренний свет, пробившись сквозь запыленные окна, падал на пол, выложенный потертой квадратной мозаикой.

Еще одна четверка бойцов спецназа в камуфляже с короткоствольными штурмовыми карабинами, пропустила Каларно и его людей за заграждение. Пятый проводил их к больничной камере, до самой двери, забранной железной решеткой.

Сквозь нее Каларно увидел человеческую фигуру, стоявшую в полумраке камеры у противоположной стены. Каларно передал пистолет Де Сантису. Не положено входить в камеру с боевым оружием. Ни по какой причине, ни за что.

– Оставьте-ка меня с ним поболтать один на один.

Боец крутанув два массивных замка, открыл дверь и дал ему войти.

Кармине Апра не повернулся. Не было нужды.

– Комиссар Каларно!

За спиной Каларно клацнули замки решетки. В больничной камере были только металлический шкаф, металлическая кровать, металлический стол. Несколько журналов валялось на кровати. Каларно взял один. Специальный выпуск «Здесь, Сейчас», с очередной пакостью Сандро Белотти. И Глубокой Глотки.

– Ты веришь в чудеса, Апра?

«Катанский зверь» обернулся к Каларно. Аварийная хирургия оставила свой след. Лицо Апра трупного цвета было все в шрамах. Его правая рука покоилась в повязке, висевшей на шее, рукав пиджака свисал вялым парусом.

– Верю ли я в чудеса? – Злобная усмешка появилась на физиономии Апра. – Да, конечно, верю. Ведь я добропорядочный католик.

– Стало быть, ты веришь также в раскаяние?

– В это больше, чем во что-либо.

Каларно бросил журнал за спину, и он упал в пыльный угол.

– Правильно, что ты во все это веришь, Апра. Тебе удалось их сотворить, по меньшей мере, два, я имею в виду два чуда: спасти свою шкуру – первое, убить пять человек и выйти сухим из воды, ценой кучи наговоренного дерьма – второе.

– У тебя от злобы пожар в заднице, и ты ничего с этим поделать не можешь, не так ли, Каларно? – Апра хохотнул. – Ты мелкая полицейская вошь, Каларно, вот ты кто. Бессильная, жалкая, дерьмовая полицейская мелочь. Во что ты поверил? Что сможешь остановить меня? Поставить нас… НАС! На колени. Кретин. Иди ты…

Клик!

Холодный металл блеснул в полумраке камеры. Апра запнулся на середине фразы. Зажмурился.

В руке Каларно был нож. Десять сантиметров стального лезвия. Улыбки не было на его лице, похожем на маску с готической фрески.

– Ты словно на амвоне, проповедник хренов. – Каларно медленно стал обходить Апра. – А под ним – несколько идиотов, готовых внимать тебе, открыв рот.

Апра не открывая глаз, пытался бороться с ужасом, леденящим его желудок и спину. Не выдержал, взгляд упал на нож.

– Может, на каких-то идиотов твои проповеди и действуют. – Голос Каларно звучал спокойно. – Но не на меня. Не-на-ме-ня. И когда твое великое, выстраданное раскаяние будет полным, когда ты, наконец, заговоришь, когда все мы узнаем великие выстраданные тайны, которые ты хранишь в мозгу, – Каларно сложил нож, – тогда твое время чудес закончится, Кармине Апра.

– Ничего ты мне не сделаешь, Каларно. Ты – полицейский. Законник.

– Не будь наивным, Кармине. Закон, как и раскаяние: чудо. А в чудеса надо верить. Надо иметь Бога. Но ты и я, оба знаем, что никакого Бога нет. Потому что если бы он существовал, ты и все подобные тебе, не смогли бы существовать.

– Ты не можешь тронуть меня, сволочь! Никто не сможет мне ничего сделать!

– Уверенность