Последний Герой. Том 10 - Рафаэль Дамиров

задумчиво произнёс я, — ничего не украдено, да тут и красть особо-то нечего. Интеллигентные люди. Сидели, читали стихи, и тут кто-то их попытался убить. У меня это в голове не укладывается.

Я задумчиво почесал макушку и нахмурил лоб.

— Ну ладно, маньяк там, — продолжил я, — изрезал, искромсал, поиздевался… хоть понятно, психология есть. А тут? Что это вообще? Такого у меня ещё не было, честно.

— У меня тоже, — кивнул Шульгин и вопросительно посмотрел на меня. — Что делать будем?

— Слушай, — сказал я, — я сейчас в больничку метнусь, с потерпевшими пообщаюсь. А ты давай, подтяни ещё пару оперов. Надо перевернуть вверх дном это чёртово СНТ. Проверить всё: каждый двор, каждый дом.

— Понял, — сказал Коля.

— Всех обойти, — продолжал я. — Кто где был, кто кого видел вечером, ночью — неважно. Кто по улицам шлялся, кто мог сюда залезть, может, кто на них зуб точил. Может, они иногда шумели, с кем-то ссорились, или местные решили так подшутить — и вот, дошутились, бляха.

Я вздохнул и посмотрел в сторону участка.

— В общем, копай здесь, ищи свидетелей. А я переговорю с этим… Сагадой, или как его там правильно, не важно.

— Ладно, сейчас я наберу, — кивнул Шульгин. — Дежурный опер уже ускакал, обход делать. Тут домов-то сколько… Участковый с ним, кинолога тоже отрядили.

— Правильно, — сказал я. — Кинолог пусть всё прочешет. Может, кто-то приезжал на машине, но теперь снегом всё засыпало. Мало ли.

На том мы и порешили.

* * *

А я поехал в больницу. На проходной мне выдали бахилы, голубую накидку с больничным штампом и дурацкую одноразовую шапочку, которую почему-то называли «шарлоттой».

Глянул на себя в зеркало. М-да… В таком одеянии я походил на самку Бэтмена — мужественную и волевую.

Протопал до нужной палаты, приоткрыл дверь. Она скрипнула, но никто не обратил внимания, все пациенты слушали высокого худого мужчину лет сорока, с серебристыми отблесками на черных висках.

Осанка у него была ну прямо аристократическая. Журавль среди синиц. Он сидел на больничной койке, будто в кресле на сцене, и читал стихи, явно собственного сочинения. Потому что ни про Муму, ни про спящую царевну я там не услышал. Хотя «Муму» — вроде, и не стих вовсе… да пофиг.

Когда уходит свет — приходит вдохновенье.

С ним — боль немая и тревожный вкус забвенья.

И если стих рождается из тьмы,

Значит, мы живы, здесь… есть я и ты.

Вот это, значит, у них лечебная программа такая.

— Тук-тук! — громко сказал я, прерывая поэтический утренник.

Хотел добавить «я ваш друг», но сдержался.

— Вы кто? — недовольно спросил поэт, глядя свысока.

Как он так умудрился сделать сидя? Умеет, блин… Он что, больничную палату с литературным клубом перепутал?

Поэт тут же добавил:

— Что вы хотели?

— Мы хотели, чтобы вы не болели, — ответил я, показывая удостоверение. — Старший оперуполномоченный Яровой Максим Сергеевич. А вы, я так понимаю… тот самый Сагада?

— Да, моя фамилия Сагада, — озадачился он.

— Замечательно, — сказал я. — Давайте обсудим ваши творческие планы с глазу на глаз. Прошу вас выйти со мной.

— Я в таком состоянии не могу ходить и вставать, — фыркнул поэт. — У меня кружится голова. Еще приступы тошноты… А не могли бы вы прийти позже?

— Конечно, — воскликнул я. — Не могли.

Тут я заметил медсестру. Она стояла рядом, здесь же в палате, и слушала стихи с тем же восторгом, что и пациенты.

— Ему что, действительно нельзя вставать и ходить? — спросил я.

— Ну, это надо лечащего врача спросить, — ответила женщина, одергивая медицинский жакет кричащего розового цвета. Или как там он называется? Фуксии? Я бы его лучше фумитоксом назвал, больше подходит по ядовитости.

— Ну так пойдёмте, спросим, — сказал я. — А вы, гражданин Сагада, сидите и никуда не уходите.

— Да куда ж я денусь, — буркнул поэт.

— Ну мало ли, может, у вас новая встреча с читателями вдруг организуется, — сказал я. — Я сейчас вернусь, только поговорю с вашим врачом.

Мы вышли с медсестрой из палаты.

— Вы знаете, — вздохнула она, — я никогда не любила стихи. Не понимала их. А он так читает — проникновенно, вдохновенно… И представляете, это всё его собственные стихи. А я вообще поэзию не любила. Из всех поэтов только Булгакова знала.

— Булгаков — поэт? — удивился я.

— Ещё какой! — уверенно сказала она.

Мы нашли лечащего врача. Худенький дяденька с профессорской бородкой, лысый, как коленка пионерки, с манерами пенсионера-наставника.

— Ну, я бы не рекомендовал ему выходить из палаты, — сказал он, сняв очки и глядя на меня почему-то просяще. — При отравлении угарным газом последствия бывают разные. Могут появиться головные боли, нарушение координации, даже потеря сознания — и все это может произойти внезапно. Иногда бывают поздние осложнения на сердце и нервную систему. Поэтому желательны полный покой и постельный режим. Я не хочу брать на себя ответственность, поймите, пожалуйста.

— Понятно, — кивнул я. — А остальные, кто с ним в палате? Им можно выходить?

— Кто там у нас… — врач почесал коленку-лысину.

— Востриков, Чернопёсов, Шатура, — стала перечислять медсестра, заглядывая в электронный журнал.

— Им можно, — махнул рукой доктор.

— Замечательно. Спасибо за содействие внутренним органам, — сказал я, пожал ему руку, пока тот не придумал для меня ещё какое-нибудь ограничение.

Я поспешил обратно, вошёл в палату и громко сказал:

— Уважаемые товарищи болезные, прошу секундочку внимания! Прошу прощения, но нам с гражданином Сагадой нужно обсудить важные детали. Погибли люди, возбуждено уголовное дело. Я бы попросил вас всех выйти — ненадолго, буквально максимум на час.

Народ загудел, как потревоженные пчёлы, но потянулся стройным роем к выходу.

Я плотно прикрыл дверь, взял казенный белый табурет и поставил его напротив кровати. Сел, глядя на поэта, который уже успел улечься и с деланным видом притворялся спящим.

— Ну что, гражданин Некрасов… простите, Сагада, — сказал я. — Давайте перейдём от стихов к прозе, так сказать.

— Что вы от меня хотите? — поэт резко сел на кровати, глядя с откровенной неприязнью. — Я уже всё рассказал. Всё, что знал.

— Повторение — мать учения, — улыбнулся я, доставая блокнот. — Вы так резко подскочили… Голова, смотрю, больше не кружится?

Глава 2

— Ещё как кружится, — недовольно проговорил пациент. — Давайте уже задавайте ваши вопросы, — фыркнул он, закинув ногу на ногу, всем своим видом демонстрируя пренебрежение.

— А давайте без «давайте», — сказал я. — Погибли люди. У вас, между прочим, на даче. Рассказывайте с самого начала: что, как, зачем. Может, все вместе принимали и успели наркотики спрятать? Чем вы там наширялись, что никто ничего не