Открытая рана - Сергей Иванович Зверев

с ноготок в телогрейке, смолящий дымную цигарку. Невзрачный такой и по виду явно не при наших делах. Но я представлял, кто и зачем мирно курит в таких местах. И, скорее всего, он не один такой, с зорким глазом и пистолетом ТТ за пазухой. И само местечко заколдованное. Не приведи боже с дурными помыслами заявиться, то так закрутят лешие — зеленые, да с красными удостоверениями.

Я вдавил кнопку электрического звонка, выведенную прямо на калитку. Мое нажатие отозвалось слабым звоном где-то на участке. Толкнул калитку, которая была не заперта.

Сама дача выглядела вполне мирно. Участок с вековыми соснами соток эдак на тридцать. Небольшой одноэтажный дом с резными наличниками, просторной верандой и островерхой крышей. Возникало обоснованное подозрение, что это место не частное, а казенное. Не было здесь обычных атрибутов дачников — всяких теплиц, яблонь, граблей, грядок, приятных мелочей для красивости. Что-то официальное и упорядоченное во всем.

Я прошел на территорию. Никого. Поднялся по скрипучим ступеням и оказался на террасе. Крикнул:

— Есть кто на корабле? Встречайте гостей!

Послышались шаркающие шаги. Из комнаты появился высокий сухощавый человек средних лет. На нем был просторный спортивный костюм — из зарубежных — и толстые войлочные тапочки.

— Добрым гостям всегда рады, — хозяин дома приветливо протянул мне руку.

Хотя было тепло, но на его руках были тонкие лайковые перчатки.

— Я от Семена Артемьевича. Зовут Иваном, — потянулся я в карман пиджака за удостоверением, но хозяин жестом остановил меня:

— Знаю. Меня можете звать Сергеем Сергеевичем.

Я кивнул. «Можете звать» — это значило, что в детстве его звали совсем по-другому.

Мы расселись в дачных плетеных креслах. На низком и тоже плетеном столике стоял пузатый графин с ярко-красным, как кровь, морсом. Сергей Сергеевич наполнил фаянсовые кружки и предложил:

— Угощайтесь, Иван. Морс домашний.

Я с благодарностью кивнул.

— Думаю, ходить вокруг да около не стоит. Вас интересует школа абвера под Сеньском и ее персонал.

— Очень интересует.

— Волею судьбы мне довелось некоторое время пребывать в этом богонеугодном заведении. И даже иметь доступ к личным делам переменного состава. Ну а заодно и к самому этому составу.

«В качестве кого?!» — хотелось мне спросить. Но вовремя спохватился, вспомнив требование руководства не лезть с лишними расспросами.

— По поводу вашего Олейникова, он же Безбарбашев. Руководство считало его перспективным агентом, артистичным, способным вживаться в роль и входить в доверие. Из массы переменного состава его и еще нескольких человек выделили для особого задания — дальней заброски в центр Союза. С перспективой глубокого залегания.

— То есть германцы работали на перспективу.

— Но они же не знали, что все перспективы мы им порушим, — с хищной улыбкой произнес Сергей Сергеевич.

— А что за направленность этого особого задания?

— Промышленная разведка. По возможности диверсии и саботаж на индустриальных объектах, где разрабатываются новые образцы вооружений.

— Вы знаете, кто еще входил в группу?

— Знаю. Я ее и подбирал, — кивнул Сергей Сергеевич.

Кто бы сомневался.

— И кто?

— Командир Виктор Кутяпа, оперативный псевдоним Волк. Радист — Здыхайло Остап, он же Слесарь. Разведчики и боевики — Кисельников Иван — Сенатор, Капустин Артемий — Рубака.

— Все?

— Классическая разведгруппа.

— И какова ее судьба?

— Заброска прошла успешно. Но потом связь была утеряна.

— С концами?

— Я считал, что да.

— Сейчас считаете по-другому?

— Ну группа же возникла вновь. — Сергей Сергеевич отхлебнул морс и поставил кружку на столик. — Просто поменяла хозяина.

— Как и многие.

— Как и многие. — Сергей Сергеевич на миг задумался и продолжил: — Вообще, до войны американцы практически не вели разведывательную деятельность в отношении СССР. Да и вся их разведка ничего, кроме чувства жалости, не вызывала. Вот англичане всегда были сильными противниками. Сейчас Америка провозгласила себя лидером так называемого свободного мира. Да еще ядерное противостояние. Без мощной разведслужбы им не выжить. Правда, успехи в создании своих разведывательных сетей у них совсем убогие. Чисто американский поход — взять множество миллионов и накупить на них оловянных солдатиков-агентов. Им в ЦРУ, как вербовщикам в английский королевский флот лет триста назад, платят по головам. Разведвозможности такой скороспелой агентуры вообще никакие. Да и при нашей жесткой системе доля такого вербовщика опасна и часто незавидна.

— Да, разгуляться им не даем, — с гордостью произнес я.

— И тут по окончании войны они добрались до многих абверовских архивов. Это вообще для них эльдорадо, невиданное богатство. И всего-то надо — найти на просторах России заброшенную немецкую агентуру и взять на свое содержание. И выпускников абверовских школ, которые оказались на их территории оккупации, они тоже очень активно пристраивают к делу.

— Это да. В сорок пятом — сорок шестом годах мы на Украине просто измотались гоняться за парашютистами и перекрывать границу. Так эти звезднополосатые нелюди еще и бандеровцев снабжали деньгами и оружием, притом порой не менее щедро, чем канувшие во тьму немецкие хозяева.

— Ну вы сами все знаете.

— А где архивы школы в Сеньске? — спросил я.

— Школа при наступлении советских войск была передислоцирована под Кельн и попала в зону оккупации союзников. Вместе с ее архивом, который немцы с готовностью передали своим бывшим врагам.

— Жаль. Нам бы пригодились сведения об этой группе.

— Приметы, связи, происхождение? — внимательно посмотрел на меня Сергей Сергеевич.

— Хотя бы так.

— Записывайте.

И он, прикрыв глаза, откинулся на спинке кресла и начал монотонно диктовать. Подробные описания примет. Года рождения. Биографии. Такое ощущение, что читал по написанному.

Я только и успевал вносить данные в свой толстый блокнот — такой походный сборник государственных секретов.

Сергей Сергеевич говорил отстраненным голосом и сейчас напоминал разумную машину, как в романе Карела Чапека — их там называли роботами.

И вот он закончил. Опустошил кружку морса. Налил еще. Глотнул. Морс был и правда отменный, из лесных ягод.

— Вижу, утомил вас, — виновато произнес я.

— А, пустое. Бывало хуже.

Помолчав, он добавил:

— Бывало просто очень плохо… Вы не представляете, каково это — остаться без связи с большой землей. Видеть, как абверовское зверье, группа за группой, забрасывается на нашу территорию, и не в силах даже доложить об этом. Понятно, никаких записей, никаких отметок — это неминуемый провал. Остается только память. Память, в которой, как в обширном складском помещении, находится место для всего. Порой на очень дальних полочках. Но я всегда умел доставать информацию и оттуда.

— Это какой же памятью надо обладать.

— Феноменальной. У меня с детства феноменальная память. Я могу достать из нее почти все. Но это стоит больших усилий.

— Сергей Сергеевич, посоветуйте, как их искать. Внешность — это