Горячий сезон - Александр Александрович Тамоников

мыслями. И еще у него дрожали ноги и руки, а лицо было покрыто потом — верные признаки, что человек смертельно напуган и подавлен. Тем не менее он продолжал молчать.

— Ладно, — вздохнул Богданов. — Начну говорить я. А ты, надеюсь, продолжишь. Итак, мы из КГБ. Ты ведь знаешь, чем занимается КГБ, не так ли? Все в Советском Союзе это знают. А отсюда вопрос: для чего мы тебя прихватили на рынке и привезли в это место? Ведь не просто, чтобы полюбоваться окрестностями, не так ли? Отвечаю: мы это сделали потому, что подозреваем тебя. В чем? В измене Родине! В шпионской деятельности, если говорить точнее.

— Знаешь, что это такое? — вступил в разговор Дубко. — Это особо тяжкое преступление! Почти стопроцентная «вышка»!

— А «вышка» — это расстрел! — продолжил Терко. — Ты ходишь под расстрелом, парень!

— Но у тебя есть шанс, — сказал Рябов. — Между прочим, вполне реальный шанс. Тех, кто рассказывает всю правду, не расстреливают, а просто сажают в тюрьму. А тюрьма — это не расстрел. Из тюрьмы рано или поздно можно выйти на волю.

Слова, сказанные спецназовцами, в общем и целом были банальными, иначе говоря, классическими. Такими словами следователи увещевают всех упрямцев, которым есть что сказать, но которые не решаются говорить. И во многих случаях эти слова на упрямцев производят мощное действие. Подействовали они и на Маковоза.

— Что вы хотите? — прохрипел он.

— Мы хотим услышать от тебя правду, — сказал Богданов. — Для твоего же собственного блага. Ты же понимаешь, что мы не случайно привезли тебя в это место?

— Понимаю…

— Молодец! Скажу еще раз: ты впутался в серьезную неприятность. Очень серьезную! Может, ты и не хотел ничего такого, но так получилось, правда же? Ну так давай выбираться из этой неприятности вместе. Ты же понимаешь, что мы приехали сюда не для того, чтобы тебя здесь расстрелять. А чтобы показать, что мы много чего о тебе знаем. Мы за тобой давненько наблюдаем! Ну так что, будет разговор?

— Спрашивайте…

— Тогда первый вопрос: что хранилось в этой пещере?

— Акваланги.

— Сколько штук?

— Восемь.

— Кто их туда упрятал?

— Я.

— Кто тебе велел? Ну, Серега! Коль уж начал, то продолжай до самого конца! Еще раз спрашиваю: кто тебе велел?

— Валентин.

— Он вместе с тобой прятал акваланги?

— Да.

— Он не говорил, для чего их нужно спрятать и для кого они предназначаются?

— Нет. Мы с ним приехали на это место, и он показал, где я их должен спрятать. Я спрятал, и мы сразу же уехали.

— Хорошо. Кто такой этот Валентин?

— Я не знаю…

— Неправильный ответ! Как это ты не знаешь? Ну, Серега! Ведь что-то же ты все равно знаешь! Вот и расскажи нам все, что тебе о Валентине известно.

Помедлив и собравшись с духом, Маковоз принялся рассказывать. Он рассказал о том, как познакомился с Валентином, как стал его должником, каким образом Валентин обещал списать этот долг и что он, Сергей, сделал, чтобы долг был списан.

— И что же, списал с тебя Валентин долг? — спросил Дубко.

— Нет, — ответил Маковоз. — Кажется, нет… Во всяком случае, он этого не говорил. Значит, не списал.

— Ты знаешь фамилию Валентина? — спросил Богданов.

— Нет.

— А где он живет?

— Тоже нет.

— Где вы с ним встречались?

— В сквере на скамейке.

— Он туда приходил пешком?

— Когда как: когда приезжал на троллейбусе, когда подходил пешком. А один раз приехал на машине.

— Ты можешь назвать марку и номер машины? Ну, вспоминай. Только не ври!

Маковоз назвал марку и номер.

— Я на всякий случай запомнил и номер, и марку, — добавил он.

— Что значит — на всякий случай?

— Ну, на всякий случай…

— Ты в чем-то подозреваешь Валентина?

Вместо ответа Маковоз передернул плечами.

— И в чем же ты его подозреваешь?

— Мне кажется, он ведет какую-то двойную игру, — неуверенно произнес Маковоз. — Он не тот, кем мне представляется. Подозрительный он…

— Зачем же ты с ним якшался, если он кажется тебе подозрительным?

— Так ведь долг… Где мне взять такие деньги?

— Замечательно! — сказал Богданов. — А теперь расскажи нам о той даме, с которой ты был здесь ночью.

— Что вы хотите о ней знать? — после короткого молчания спросил Маковоз.

— Все, что о ней знаешь ты сам. И еще то, о чем ты догадываешься.

— Я ее видел два раза. Первый раз — в Феодосии…

— Вот как? — сказал Дубко. — И что же ты там делал, в Феодосии?

— Меня послал туда Валентин.

— Для чего?

— Чтобы я сообщил, что птенцы уже в гнезде.

— Какие птенцы? Какое гнездо?

— Ну что акваланги уже готовы. Спрятаны в тайнике.

— И что же ты сказал? Кому ты это сказал?

— Незнакомой женщине. Красивая такая женщина, молодая… Валентин велел мне ждать ее каждый вечер на скамейке у картинной галереи. Говорят, раньше это был жилой дом, в нем жил Айвазовский…

— Угу. На скамейке у картинной галереи… И что же?

— Я прождал три вечера. На третий вечер она пришла. Мы обменялись с ней фразами — что-то вроде паролей. Я ей сказал, что птенцы в гнезде, и она тотчас же ушла. Правда, сказала, чтобы я еще полчаса сидел на скамейке и никуда не уходил. На всякий случай, чтобы никто ничего не заподозрил. Я и просидел… А на следующий день уехал в Севастополь. Встретился с Валентином, доложил ему о встрече.

— И это все?

— Не совсем. Через день эта самая женщина пришла ко мне домой. Вечером. Я, конечно, удивился. Спросил, что ей от меня нужно. Она ответила, что хочет в точности знать, где спрятаны птенцы, то есть акваланги… Сказала, что у нее есть машина и что мы должны поехать на место прямо сейчас. Что мне оставалось делать? Я и поехал. Показал ей «гнездо с птенцами»… Она меня похвалила, отвезла обратно в город, и здесь мы распрощались. Больше я ее не видел.

— Как, по-твоему, кто ей сказал, где ты живешь?

— Я не знаю… Думаю, что Валентин. Он знает, где я живу.

— Эта женщина ничего о себе не рассказывала?

— Нет.

— По-русски она говорит хорошо?

— Почти как мы с вами. Правда, с небольшим акцентом.

— Ладно, — сказал Богданов. — Вот теперь ты на правильном пути. Остается лишь рассказать, что ты делал близ военной базы. В тот день, когда народ радостно встречал военный корабль. У тебя был такой замечательный фотоаппарат.

— «Пентагон», — промолвил Маковоз. — Мне его дал Валентин.

— Зачем?

— Чтобы я сфотографировал корабль. Как он прибывает и все такое…

— И что же, ты сфотографировал?

— Да. Но Валентина снимки не устроили.