Улица цвета крови - Александр Александрович Тамоников

— Пойдем, — Глеб повел поляка в дом.

Ангелика нашла в чулане старую плотную занавесь, в которую Шубин с Томашем и положили тело капитана.

— Отнесем его на территорию одного из соседних особняков, — сказал Глеб. — А там будет видно.

— Я знаю, где у хозяйки стоят лопаты, — заявила Катаржина. — Надо закопать капитана. Негоже его оставлять на съедение собакам. Они сейчас голодные ходят по городу целыми стаями и даже нападают на детей и стариков, — добавила она, испуганно понизив голос.

Шубин посчитал ее предложение резонным, вот только времени у него сейчас было в обрез и тратить его, чтобы копать могилу Крупе, ему не хотелось. Он вопросительно посмотрел на Томаша, и тот, правильно поняв его взгляд, в знак согласия кивнул.

— Хорошо, Катаржина, говори, где нам взять лопату, — сказал он служанке.

Когда донесли тело Крупы до соседнего дома, оказалось, что пройти через ворота во двор не было возможности, и им пришлось идти до следующего дома. Там им повезло больше. Часть ограды была покорежена взрывом, и им удалось протиснуться с телом внутрь соседского сада.

— Придется тебе, Томаш, одному рыть яму, — заметил Шубин. — А потом ты должен будешь пойти к Вроне и сказать ему, что Крупа его вычислил. Он сам говорил мне, что знает, что представляет собой Кацпер. И он сказал, что теперь у него есть какие-то доказательства против него. Он не успел их предоставить Филипковскому, как я понял, но теперь Кацперу следует быть осторожным. Обязательно передай ему это.

— Передам, — пообещал Томаш. — Но как вы сейчас пойдете один по городу? Мне влетит от Кацпера за то, что я вас оставил одного. Может, черт с ним, с этим Крупой?..

— Нет, лучше зарой его, — покачал головой Шубин. — Нам не надо сейчас привлекать внимание к его смерти. А потом, когда город будет занят Красной армией, о нем вообще никто не вспомнит. Филипковскому будет не до своего помощника. Тем более что на самом деле у Крупы были несколько другие функции, и адъютантом полковника он был только на бумаге.

Глеб пожал руку поляку и быстрым шагом ушел. Заскочив в дом Янишевской, он прошел через заднюю дверь, взял у Ангелики в комнате сверток, оставленный им там ранее, и вышел так же через черный ход. Прощаться с пани Эвой он не стал, резонно полагая, что в этот дом он никогда уже не вернется.

До квартиры Червинского Шубин добрался, когда совсем рассвело. Едва он вошел, ему навстречу бросился Энтин.

— Вернулись, товарищ капитан! — обрадованно воскликнул он. — А я уже думал идти вас искать.

— Хм, и где бы ты меня искал? — поинтересовался Шубин, улыбаясь. — Какие у нас новости?

— Приходил Роженек и вас искал. Но ничего не сказал, когда узнал, что вы ушли.

— Ничего не передал?

— Нет.

— Ладно. Теперь уже это неважно, — заметил Глеб. — Теперь нам с тобой можно из этой квартиры уходить.

— Это хорошо, — без особой радости произнес Энтин. — А то я тут совсем закис. Не могу я так вот сидеть сложа руки, когда наши ребята наступают с боями на город. Чувствую себя как мышь в мышеловке.

— Я вижу, ты не очень рад, хотя и говоришь правильные слова, — понимающе посмотрел на него Шубин. — Ничего, Виталий. Город не сегодня так завтра будет наш. Надо идти вперед… А что, у тебя все так серьезно? — задал он неожиданный для Энтина вопрос.

— Что вы имеете в виду? — подозрительно посмотрел на Глеба Виталий.

Шубин кивнул в сторону кухни, намекая на отношение старшины к Магде, но напрямую говорить не стал.

— Сейчас не до того, — нахмурился Виталий, поняв невысказанные слова командира.

— Это точно, — согласился Шубин. — А потому даю тебе на сборы пять минут, и идем.

— Да что мне собираться-то, — проворчал Энтин, но быстрым шагом направился к кухне.

Он вышел, взволнованный прощанием с Магдой, неся в руках сверток. Указывая кивком на него, пояснил:

— Вот, дали нам с собой на дорогу. Вы-то, наверно, сегодня и не ели ничего еще.

— Не ел. По дороге съедим, что там нам Магда положила.

Когда вышли из подъезда, Глеб обернулся и посмотрел на окна квартиры. В одном из них увидел Магду. Женщина стояла и смотрела на них, а когда Глеб повернулся, она перекрестила их и сказала что-то неслышно, одними губами, потом отошла в глубь комнаты, и Шубин перестал ее видеть. Энтин же и вовсе не стал оборачиваться, и только интуитивно Шубин чувствовал, как тяжело ему это дается — не повернуться, чтобы в последний раз взглянуть на Магду. И только когда они отошли от дома уже далеко и самого дома уже видно не было, Энтин сказал:

— Хорошая она женщина, эта полячка. Только вот жаль, что все так получилось. Встреть я ее в мирное время…

Договаривать он не стал, но Глеб и без слов его понял. Им, мужчинам, сейчас нельзя было ни к кому привязываться, а тем более — в кого-то влюбляться. Только и себе, и той женщине разрывать такой любовью сердце. Сегодня ты жив, а завтра… Что будет завтра, никто не знает. Но сердцу этого не объяснишь, и душа все равно болит при расставании.

Так размышлял Глеб, торопливо вышагивая рядом с Энтиным. Вокруг бегали люди с повязками, они что-то возбужденно и радостно кричали друг другу по-польски, но Шубин не прислушивался к их крикам. Он и так понимал, что, возможно, уже сегодня наступит тот самый переломный день, когда немцы, окончательно поняв, что им не стоит цепляться за город, начнут массово отступать. Но пока, и Шубин явственно видел и слышал это, они все еще огрызались и пытались сломить наступление, которое развернуло польское Сопротивление внутри Львова.

Из подвалов и полуразрушенных зданий вышли теперь все, кто раньше прятался и скрывался в них. Подпольщики, бойцы АК, партизаны, которые с окраин города уже переместились в его центр, ополченцы — все они сейчас перемешались между собой, объединились и стали одним целым организмом, несущим смерть оккупантам. Пока они с Энтиным добирались до штаба, Глеб наблюдал за тем, как то тут, то там, на улицах и в проулках, формировались и организованно выстраивались отряды поляков. Как эти отряды, ведомые командирами, сразу же шли туда, где немцы все еще, не понимая всей своей безысходности, пытались оказывать сопротивление. Это было не хаотичное выступление, когда народ в гневе своем пытается отвоевать свой город у захватчиков, а хорошо спланированная и организованная акция.

«Невероятно, — думал