Удавка из прошлого - Борис Бабкин

– Что с подельником Угла? – перебил его Борисов. – Фоторобот составили?

– Эдуард Семенович Рубанов, – ответил Арин, – по прозвищу Метка. У него узкий шрам на левой щеке, в Чечне в девяносто шестом получил – там его и прозвали Меткой. После демобилизации не вернулся в Красноярск, уехал в Новосибирск. Объявлен там в розыск за избиение двух чеченцев и сопротивление сотрудникам милиции. Был прапорщиком разведроты ВДВ. Прекрасно владеет всеми видами оружия. Нож в его руках, это относится и к Угаловскому, – опасное оружие. Третий не установлен, его никто не видел. Есть предположение, что он приехал с Меткой. Сейчас в Новосибирске устанавливают его возможных подельников. Выясняем связи Угла здесь. Вероятно, третий – шестерка Угла. А может, кто-то из старых знакомых его или Метки. Будин как сквозь землю провалился. Никто не видел его после возвращения из Турции. Летал он в Анкару. В Москве не задерживался, был там около сорока минут. Но с кем-то дважды говорил по телефону. Знакомые Вари это сообщили.

– Суцкий отказался давать показания, – входя в кабинет, недовольно сказала Кудрявцева. – Сначала заявил, что испуган, нервничает, и потребовал врача. Ночью спал. Дежурный присматривал за ним. Утром потребовал бумагу и ручку. Начал писать, но бумаги сжег и оставил только чистосердечное признание о хранении дома пистолета «Макаров» и двух заряженных обойм. И все.

– Дьявольщина какая-то, – произнес Арин.

– Он уже начал писать, – повторила Кудрявцева, – но сжег написанное.

– Кто-то его напугал, – уверенно проговорил Борисов. – Опроси дежурного… Ладно, я это сделаю сам. Значит, в управлении по крайней мере двое, кто работает на Будина. В том, что он главный фигурант по делу девяносто первого и покушений на Соловьева и Погодину, сейчас сомнений нет. Но к сожалению, и доказательств тоже нет. Есть слабая надежда на то, что мы получим показания Топорика. Правда, сейчас они мало помогут. Топорика нет, а показания могли быть из него просто выбиты. Топорик скорее всего уже мертв. Пойду-ка я поговорю с Суцким. Вот сволочь, – пробормотал он, – я очень рассчитывал на его показания. А он… – Борисов выругался. Обернувшись, сказал: – Не советую брать с меня пример.

– Надо делать документы и уматывать куда-нибудь в центр, – сказал Метка. – Тебя, Вениамин, уже наверняка ищут. Ты тоже в розыске, – он перевел взгляд на Романа, – обо мне и базара нет. И самое лучшее…

– Я звякну Дипломату, – перебил его Угол. – Он вам сделает ксивы, и можете уезжать. У меня здесь дело незавершенное есть. И пока я не закончу его, никуда не уеду. А то, что менты меня ищут, хрен на них. Ничего конкретного у них нет. Возьмут, подержат и отпустят. А я должен здесь кое с кем счет сравнять. Топорик – мелочь пузатая, а мне рыба крупная нужна, и я его достану.

– А лучше сделать то, что мы наметили, – предложил Метка, – и исчезнуть. Счет можно свести и попозже, когда он, эта рыба, и ждать перестанет. А сейчас запросто можно попасть ментам под горячую руку, и загребут они нас, а эта рыбина, о ком ты базаришь, скажет «фас», и тебя в камере порвут. Сколько сейчас ломают по заказу с воли, ты и сам знаешь.

– Может быть и такое, – согласился Угол. – Но я все равно не могу уехать. Есть шанс рассчитаться, и я не хочу упустить его. Меня ничего не держит на поверхности нашей замечательной планеты. Детдом, потом нашелся человек, который дал мне свою фамилию и родительскую заботу. Его повесили. Сначала убили, а потом повесили. И я искал виновных. Теперь, кажется, есть шанс выйти на них. Знаешь, и дед, и бабушка считают меня родным внуком. А я был не очень послушным ребенком. После тюрьмы они меня встретили как самые настоящие родные. И я не могу не рассчитаться за своего отца. Я тогда и в тюрьму, можно сказать, из-за этого сел. Маркина убили, а он был единственный, кто что-то знал. Есть еще двое, но они страшно напуганы и боятся вспоминать то время. Сейчас я понял, что у меня появился союзник. Кто-то вешает шестерок тех, кто повесил моего отца. Тот же метод и та же надпись на груди. Менты меня заподозрили в этом. Но к сожалению, я до этого не додумался, да и не смог бы так. Топорик говорил о бывшем начальнике милиции Лесосибирска Будине. И об Урине, его дядьке. Они помогали вешателям. И наверное, были исполнителями. Урин – труп, а вот Будин жив, и я доберусь до его горла. И веревку мылить не стану, – криво улыбнулся он. – Да я и вешать его не стану, просто отрежу яйца и засеку время, сколько он подыхать будет. А если вдруг менты налетят, отрежу ему башку.

– Зря, – не согласился Метка. – Представь, что с ним будет, если он получит пожизненное. Караул ведь там. Например, если я буду знать, что мне влупят по самое некуда, то есть пожизненное, я себе пулю в висок всажу. А если вдруг все-таки возьмут, в камере себя удавлю или на этапе на конвой брошусь. Но на пожизненное не пойду. Поэтому Будина лучше под суд подвести. Ему тогда…

– Я убью его сам, – перебил Угол. – Топорик ничего не знал про это. Но похоже, знает его московский пахан. Может, он и участвовал в этом. Но мне нужен Будин. А что делать, я решу, когда его найду. Скорее всего действительно отрежу яйца.

– Я заметил, это твое любимое занятие, – усмехнулся Метка. – С чего бы это?

– Изнасиловали одну девушку, а она была беременна от меня. И я плюнул на себя и на всех. А тут и с отцом такое случилось, – в общем, все до кучи. Меня держит в жизни только ненависть.

– А с насильниками ты рассчитался? – спросил Метка.

Угол молча кивнул.

– Лады, – усмехнулся Метка. – Надеюсь, этот Будин имеет приличную кубышку. Берем его вместе. Ты получишь с него свое, а мы, – он подмигнул Роману, – свое. Годится? – Он протянул руку.

– Вполне. – Угол хлопнул его по ладони.

– Я отдам вам пистолет, – быстро говорил Суцкий. – Наркотики. Я укажу, где они находятся. Можно воды?

Борисов молча налил воду и подвинул стакан Суцкому. Тот жадно выпил.

– А почему ты решил не давать показания? – спросил Борисов. – Ведь сначала ты…

– Я хотел, чтоб меня увезли от родителей, – перебил его Яков, – и все. Хочу в тюрьму и готов все написать о Топорике. А больше ни о ком я не знаю.

– А Будин? – спросил Борисов.

Суцкий, отпрянув, чуть не упал с табурета и крикнул:

– Я ничего о нем не знаю!

– Чего ты боишься? Кто передал тебе записку? Что в ней было?

– Я не знаю, о чем вы говорите, – пролепетал Суцкий. – Я ничего не знаю…

– Ну что ж, – Борисов поднялся, – сегодня мы тебя отпустим. Ты добровольно сдал оружие, и если за ним ничего нет, ты свободен вообще. За наркотики с тобой будет разбираться отдел по борьбе с незаконным оборотом…

– Я не хочу на свободу, посадите меня!

– А за что? – Борисов пожал плечами. – Оружие ты сдал добровольно, тебе ли, как адвокату, не знать…

– Но у меня там есть наркотики!

– Ты их тоже отдал сам. В торговле этим товаром ты не замечен. Так что будешь гулять. Ну а за подкуп свидетелей тебе, возможно, и дадут пару лет условно. Так что тебя сегодня выпустят. И поверь, если останешься тут, все равно убьют. Отравят или задушат, а искать виновных не будут.