Призраки пропавшего рейса - Беар Гриллс

в реке. Она цеплялась за какой-то обломок бамбука. Сначала мы решили, что она утонула, что она ахегвера — привидение. Но потом увидели, что ее ужалила каджавурья — паук, который поедает души людей. Мы знаем растение, которое излечивает от этого, — продолжал он. — Так что мы ее вы́ходили и через джунгли принесли сюда. В какой-то момент мы поняли, что она не умрет. Это был момент ее ма’э-ма’э — пробуждения.

Пурууэха перевел взгляд своих темных глаз на Джегера. В них было что-то такое, что напомнило ему взгляд вожака отряда воинов. Это были глаза выжидающей кошки, непроницаемые глаза ягуара, подстерегающего жертву. Более того, было в этом взгляде что-то такое, что каким-то образом напомнило Джегеру… Нарову.

— Кажется, она на тебя сердится, — продолжал Пурууэха. — Но мы считаем, что она одна из сильных духом. Она выжила там, где выжить невозможно. У нее очень сильный а’ага — дух. — Пурууэха помолчал. — Держи ее поближе к себе. Ты должен ценить эту джа-гвару. Этого ягуара.

Джегер почувствовал, как от смущения заливается краской. Ему уже приходилось становиться свидетелем подобной склонности уединенных народов. Они были готовы поделиться любыми мыслями и переживаниями. В них почти не было уважения к границам личного пространства, и они не задумывались над тем, что можно обсуждать при всех, а что лучше приберечь для беседы с глазу на глаз.

— Я приложу к этому все усилия, — тихо ответил Джегер. — Хотя один раз моих усилий уже оказалось недостаточно… Но скажи мне, Пурууэха, каким образом в племени, «не имевшем контактов с внешним миром», оказался молодой человек, который говорит по-английски?

— Мы племя амагуака — родственники соседнего племени, уру-эу-уау-уау, — ответил Пурууэха. — Мы и уру-эу-уау-уау говорим на одном и том же языке — тупи-гуарани. Два десятилетия тому назад уру-эу-уау-уау решили пойти на контакт с внешним миром. Постепенно они рассказали нам все, о чем узнали. Они сообщили нам, что мы живем в стране, которая называется Бразилия. Они сказали, что нам необходимо выучить язык чужаков, потому что рано или поздно они все равно придут. Они сказали, что мы должны выучить португальский язык, на котором говорят в Бразилии, и также английский — язык мира. Я младший сын своего отца, вождя нашего племени. Его старшего сына, одного из наших лучших воинов, ты видел на берегу реки. Отец считает, что мои способности заключаются в силе ума, а не руки, метающей копье. Он решил, что я буду воином разума. Через уру-эу-уау-уау он отправил меня получать образование. Я провел в большом мире десять лет, изучая языки. А потом я вернулся. Теперь я — окно моего племени во внешний мир.

— Я этому очень рад, — произнес Джегер. — Вполне возможно, что сегодня ты спас наши жизни…

Празднование продолжалось до самой ночи. Временами мужчины и женщины племени танцевали в центре Дома Духов. Их руки выше локтя, а также ноги были украшены своего рода браслетами из семян лесного плода — пекиа, — имеющих форму полумесяца. Когда они притопывали ногами и взмахивали руками, семена постукивали друг о друга, отбивая пульсирующий в сгущающихся сумерках ритм.

Джегер увидел, что ему протягивают горшок, полный странной красной пасты. Он не знал, что ему с ней делать, пока ему не показала Летисия Сантос. Пасту готовят из коры определенного дерева, пояснила она, и, намазав на кожу, используют как мощный репеллент.

Джегер решил, что немного репеллента ему точно не помешает. Он позволил Сантос натереть пастой его лицо и руки, наслаждаясь недовольством — ревность, что ли? — промелькнувшим в глазах Наровой. По кругу передали чашу побольше, полную серого пенистого напитка с едким запахом. Это, как сказала Сантос, была масата — распространенный среди амазонских племен алкогольный напиток. Отказаться означало бы оскорбить хозяев.

Лишь после того, как Джегер сделал несколько глотков густой теплой тягучей жидкости, Сантос раскрыла ему тайну того, как именно готовится масата. Она говорила по-португальски, что автоматически исключило из разговора всех остальных, включая Нарову. Таким образом, они с Джегером оказались в своего рода уединении, содрогаясь от отвращения и хохоча над тем, что они только что пили.

Чтобы изготовить этот напиток, женщины племени жевали сырую маниоку — похожий на картофель и богатый крахмалом корень. Они выплевывали разжеванный корень в чашу, добавляли воду и оставляли бродить на несколько дней. В итоге у них получалась масата, которую и пил только что Джегер.

Бесподобно.

Ключевым моментом пира было жаренное над углями мясо, аппетитный запах которого заполнил Дом Духов. Над центральным очагом на вертеле вращали трех крупных обезьян, и Джегер был вынужден признать, что аромат был соблазнительным, несмотря на то что жареные обезьяны не входили в перечень его любимых блюд. После недели, проведенной на сухом пайке, он испытывал поистине зверский голод.

Из толпы индейцев донесся возглас. Джегер понятия не имел, что он означает, зато Нарова, похоже, на этот раз все поняла.

Она протянула Джегеру руку:

— В третий и последний раз: нож.

Он шутливо вскинул руки в знак того, что сдается, открыл рюкзак и извлек из него боевой кинжал Ферберна-Сайкса.

— Лучше я его верну, чем буду рисковать жизнью.

Нарова взяла нож, извлекла его из ножен и благоговейно осмотрела.

— Второй я потеряла в Рио-де-лос-Дьос, — тихо произнесла она. — И тысячу воспоминаний вместе с ним. — Она поднялась на ноги. — Спасибо, что вернул. — Она не смотрела Джегеру в глаза, но слова звучали очень искренне: — Я считаю это твоим первым удачным поступком за всю экспедицию.

Она повернулась и направилась к центру Дома Духов. Джегер не сводил с нее глаз. Она склонилась над очагом, сжимая в руке семидюймовый клинок, и начала отрезать ломти дымящегося мяса. По какой-то неведомой причине амагуака предоставили этой явившейся из чужого мира женщине, этой джа-гваре, право нарезать мясо первой.

Толстые ломти начали передавать по кругу, и вскоре Джегер ощутил, как горячий жир стекает по его подбородку. Он откинулся на свой рюкзак, наслаждаясь ощущением сытости. Но было тут кое-что еще — нечто гораздо более ценное, чем любая еда. И это не только стремительно восстанавливало его силы, но и доставляло истинное наслаждение. Это было осознание того, что в кои-то веки ему незачем быть начеку. Он мог ослабить бдительность, зная, что ни ему, ни его людям наконец-то не угрожает притаившийся в темноте неведомый враг.

Пусть и на короткое время, но Джегер позволил себе расслабиться и наслаждаться моментом.

Глава 44

Еда и ощущение безопасности, видимо, убаюкали Джегера. Он проснулся и увидел, что в очаге тускло рдеют головешки, а пир