Призрак Викария - Эрик Фуасье

Эрик Фуасье

Призрак Викария

Посвящается маме

Дождь идет, небо плачет без устали, плачет ужасами, плачет пороками, плачет преступлениями, плачет тьмой ночной; и надо же исследовать эту тьму, потому мы в нее ступаем, и мысль устремляется мокрой птицей в мучительный пробный полет средь темной бури.

Виктор Гюго. Цветы [1]

Le Bureau des affaires occultes

Eric Fouassier

Le fantome du Vicaire

© Editions Albin Michel – Paris 2022

© Павловская О. А., перевод на русский язык, 2024

© Издание. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2025

© Оформление. Т8 Издательские технологии, 2025

Пролог

С приближением сумерек поднялся ветер. Теперь кроны деревьев заунывно стонали под его натиском, листья заполошно перешептывались, наполняя ночь тревожным гомоном, а всклокоченные облака толпились в небе, бросая на землю зыбкие тени.

– И все-таки дрянное местечко для стрелки, не могу от этой мысли отделаться, так и свербит. Ты уверен, что мы ничего не перепутали?

– Хватит нудеть. Я заставил его два раза повторить, как нам добраться. Этот тип осторожничает, вот и все. Хочет получить товар в укромном уголке.

– Все равно место дрянное, говорю же. По ночам этот сад становится каким-то зловещим. Поскорей бы дельце обделать, только тогда вздохну спокойно.

Два силуэта, повыше и пониже, медленно скользили в темноте. Два человека крадучись ступали по аллее, и земля у них под ногами в изменчивом лунном сиянии казалась присыпанной пеплом. Оба жались к кустам, где застоялись тени, – шли тихонько, опасаясь попасться сторожам на глаза.

Тот из двоих, кого эта ночная эскапада нервировала больше, был высоким – настоящий верзила, в картузе, какие носит рабочий люд, и бесформенном пальто, из слишком коротких рукавов которого торчали здоровенные кулаки. Кисти у него были белые, с неестественно длинными, узловатыми пальцами, и как будто бы жили собственной жизнью, отдельно от него. Время от времени они произвольно вскидывались на уровень глаз, и верзила недоверчиво их рассматривал, словно сам удивлялся, что такие ухватистые руки душителя могут принадлежать именно ему. Сейчас его кустистые брови сошлись на переносице, отчего узкий лоб пропахала тревожная вертикальная морщина, а все лицо постоянно кривилось и подрагивало в нервном тике. На парижском дне этого человека знали под кличкой Образина, и дурная слава вышибалы в публичном доме на улице Дюфо бежала впереди него. Он был из тех незамысловатых дуболомов, у которых вызывает восторг перспектива хорошей поножовщины, но вскипают мозги от сложных преступных комбинаций.

Спутник Образины был слеплен совсем из другого теста, хоть и с примесью той же грязи. Этот одевался с вульгарной претензией на элегантность, носил редингот [2]с широкими лацканами, алый шейный платок и низкий цилиндр с золоченой пряжкой на ленте. Он был худосочен и узок в плечах, но физическая слабость в нем восполнялась весьма изворотливым и зловредным умом, делавшим его человеком скрытным, лживым и глубоко порочным, готовым продать отца и мать ради наживы. Хитрый и проворный, как лис, он был из тех, кто станет улыбаться вам в лицо и толкнет в капкан при первой же возможности, стоит вам зазеваться. Знакомые обращались к нему «Бордосец» – только потому, что, по его же словам, он родился в городе Бордо. Просто Бордосец, и всё. Ни имени, ни другой клички у него не было. Незнакомцы же, которым доводилось встретить этого гражданина на пути, едва заметив алчный взгляд, задержавшийся чуть дольше, чем нужно, на их булавке для галстука или на цепочке от часов, предпочитали и вовсе не выяснять его имени и спешили поскорее убраться восвояси.

– Слышь, Бордосец, а ты не думаешь, что этот тип заподозрит неладное, когда увидит, что с нами нет пацаненка?

Тощий лис в рединготе, шагавший впереди, резко остановился, испустил вздох и обернулся к спутнику, вперив в него сердитый взгляд:

– Хорош делать себе мóзги, Образина, я тебе уже сто раз все объяснил. Так уж и быть, повторю в сто первый и в последний, поэтому расставь уши пошире. Мы по-любому не можем на него наброситься в саду – слишком рискованно. Если нарисуются сторожа, пиши пропало. Фокус в том, чтобы искомого типа успокоить и убедить его последовать за нами к карете. Там я открою дверцу, чтобы вроде как показать ему товар, то бишь пацаненка, а когда он наклонится и заглянет внутрь, ты огреешь его дубиной по кумполу. – Бордосец указал подбородком на трость со свинцовым набалдашником, которую его подручный держал под полой пальто.

– Так ведь я ж говорю: а если он что заподозрит и откажется с нами пойти? – не унимался верзила. Он сплел пальцы и громко похрустел суставами. – Тогда ж придется разбираться с ним на месте…

– Ни в коем разе! Заказчик настаивал, чтобы мы доставили этого типа живым. Всю сумму нам заплатят только при таком условии. Так что надо с человечком быть поубедительнее, вот и вся недолга. Но ты не дрейфь, просто дай мне самому с ним потолковать.

Дальше парочка продолжила путь в молчании. Однако не успели они пройти и десятка шагов, как справа от них раздался какой-то шорох, а затем последовал целый шквал пронзительных криков, от которых у обоих волосы зашевелились на голове. Первым в себя пришел Бордосец и указал напарнику пальцем на длинную конструкцию из металлических прутьев, поблескивавших в лунном свете. За решетчатыми стенками можно было различить какое-то мельтешение, занимавшее все пространство внутри.

– Да чтоб этих пернатых тварей всех пополам разорвало! – проворчал человек в рединготе. – Мы подошли слишком близко к клетке с охотничьими птицами. Давай-ка поживее свалим подальше, а то эти паршивые стервятники сейчас всех сторожей перебудят.

Два ночных посетителя, отринув излишнюю осторожность, бросились бежать по аллее, пересекли ближайшую лужайку и, нырнув в рощу, присели с бьющимся сердцем за купой деревьев, чтобы переждать птичий переполох. Когда наконец снова воцарилось спокойствие, Образина шепнул на ухо подельнику:

– Вроде обошлось пока. А ну как тот тип струхнет и вообще не придет на встречу?

– За это можешь не переживать, – хмыкнул Бордосец. – Такие затейники, как он, не могут сопротивляться зову плоти. Я ему посулил первосортный товар, расписал всеми красками: мол, блондинчик, десяти не исполнилось, и нетронутый еще. Видел бы ты этого старого развратника! Аж слюни пустил, гад. Он придет, можешь не сомневаться.

– Ну, раз так… А далеко до того места,