Осень в Сокольниках - Эдуард Хруцкий

— Жена говорит, что два дня не ночует дома, товарищ подполковник, — сказал Саша Крылов.

— Раньше с ним такое бывало?

— Да. Он запойный, даже на принудительном лечении был.

— Так что же, Крылов, важнейший фигурант по делу где— то пьет, а мы ждем.

Инспектор покраснел.

— Он делает все, что может, товарищ подполковник, — вмешался Симаков, — активный розыск начат вчера.

— Так, — Вадим усмехнулся, — приступим к нашим играм. Тем более что в отделении нас ждет следователь горпрокуратуры товарищ Малюков. Ты, Симаков, отправь к нему на допрос реставраторов, а мы пока сыск учиним. Потому как техника техникой, а нашего брата ноги кормят. Симаков, в протоколе осмотра места происшествия сказано о какой-то рубашке?

— Рваная рубашка с номером прачечной.

— Что сказали эксперты?

Симаков достал блокнот.

— Рубашка французская, предположительно фирмы «Диор».

— Киреев и Хоттабыч вряд ли могли позволить себе одеваться из этого дорогого дома. Реставраторы?

— Славский сказал, что купил бы с удовольствием, но достать не может. У других нет.

— Номер?

— 52427.

— Что предприняли?

— Проверяем прачечные нашего района.

— Жаль мне вас, но придется проверять все прачечные города. Этим займутся Фомин, Стрельцов и Крылов. Калугин, ваше дело — коллекционеры и комиссионки.

— Одному трудно, Вадим Николаевич.

— Я договорился с РУВД, вам дадут инспектора. Мы с Симаковым Силина поищем. Симаков займется машиной. Следы протектора есть. С Богом.

В кабинете Симакова было прохладно и темновато.

Огромная липа росла почти вплотную к стене, и ветви ее по-хозяйски расположились на подоконнике открытого окна.

— Хорошо у тебя, — сказал Вадим, — прохладно и свежо, как осенью.

— Мне начальник говорит: обруби ты эти ветви, Симаков, — капитан улыбнулся, — а я не хочу. Зимой, конечно, темновато, зато летом!.. Особенно после дождя. Запах как дома.

— А ты откуда?

— Я из Зарайска. Бывали?

— Не приходилось.

— Городок у нас маленький, зеленый. Старый городок. Я сейчас чай сделаю.

Симаков достал из стола кипятильник, налил из графина воды в чайник.

Вадим снял пиджак, расстегнул наплечный ремень оперативной кобуры, положил оружие на сейф.

В дверь постучали.

— Заходите! — крикнул Симаков.

В кабинет вошел молоденький лейтенант. Был он весь наутюженно-чистенький, розовощекий, на ладном кителе сиял новый значок об окончании средней специальной школы милиции.

— Лейтенант Гусельщиков, — бросил он руку к козырьку.

— Это участковый, Вадим Николаевич, он 3-й Зачатьевский обслуживает. Ты, Гусельщиков, доложи товарищу подполковнику о Силине.

Лейтенант повернулся по-строевому к Вадиму и еще раз козырнул.

— Вы садитесь, лейтенант, — Вадим хлопнул ладонью по стулу, — садитесь и рассказывайте все, что вы знаете об этом замечательном человеке.

Гусельщиков строго свел мохнатые брови, посмотрел на подполковника укоризненно.

— Ничего замечательного в гражданине Силине нет. Пьяница, тунеядец, бытовой хулиган. Я с него несколько подписок об устройстве на работу брал.

— Ну и как?

— Устраивался. Месяц поработает и уходит. От пьянства его лечили. Ничего не помогает, антиобщественный тип.

Гусельщиков расстроенно смотрел на подполковника из управления. И весь его облик говорил, что, дескать, он, участковый инспектор, вины с себя не снимает, а даже, наоборот, готов отвечать за всякого, кто не хочет жить по— людски на его территории.

— А где он может быть сейчас?

— Я, товарищ подполковник, регулярно все их точки обхожу.

— Это что же за точки?

— Места, где вся пьянь собирается. Дружинников сориентировал, общественность.

— Подожди, подожди, Гусельщиков, ты меня в отношении их алкогольной географии просвети.

— Во-первых, пивная-автомат, во-вторых, они у магазинов в Дмитровском переулке и на Кропоткинской кустятся, ну и, конечно, во дворе дома 7, там пустырь, лавочки, вот там и распивают.

— Значит, там и есть их «клуб пытливой мысли»?

Симаков засмеялся.

Лейтенант строго, с недоумением посмотрел на Вадима.

— Там клуба нет, товарищ подполковник, там безобразие одно.

— Это я шучу, шучу, Гусельщиков. А с кем он дружит?

— Кто?

— Силин. Хоттабыч этот.

— Да откуда у него друзья, так, собутыльники.

— А с кем пьет чаще всего?

— С кем придется.

— Ну ладно, Гусельщиков, чаю хотите?

Лейтенант опять с недоумением посмотрел на Вадима. Он никак не мог понять, шутит подполковник или нет.

— Я уже завтракал, товарищ подполковник. Я могу идти?

— Идите.

Лейтенант повернулся через левое плечо. Повернулся четко, видимо, в армии он был отличным строевиком, и вышел.

— Он парень хороший, старательный, службу несет отлично, — сказал Симаков, заваривая чай.

Над старым фаянсовым чайником с отбитой ручкой поднялся ароматный парок.

— Запах чувствуете? Это я для вкуса чебреца добавляю. Трава такая, мне ее один парнишка из Ростова присылает, вкус необыкновенный у чая.

— Строгий он очень, Гусельщиков ваш. Строгий и четкий, как устав.

— А разве плохо?

— Нет, почему же. Плохого ничего нет. Только у нашей службы одна особенность есть, Симаков, мы с людьми работаем, поэтому деятельность наша простирается в сфере душевной.

— У него на участке этих душ, Вадим Николаевич, тысяч пять. В каждую не влезешь.

— А я его не призываю лезть в каждую. Но вот каждого, кто на пустыре пьет, он должен изучить досконально.

— Молодой он…

— Ты, Симаков, видно, считаешь, что преступники на это скидку делают, на возраст. Наливай чай, да пойду я.

— Куда?

— Тряхну стариной, займусь личным сыском.

— Да вроде вам не с руки, все же начальник отдела МУРа.

— Слушай, Симаков, ты приключения читать любишь?

— А кто их не любит читать?

— Любят все, только не все сознаются.

— А почему вы меня спросили?

— Так, к нашему разговору о должностях. Шерлок Холмс вошел в историю как сыщик, а не как руководитель.