Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

– А кто это – Зоя Петровна?

– Соседка моей старшей сестры. Она врач, на «Скорой помощи» долго работала. А муж у нее был заведующий отделением реанимации в ЦКБ. Муж умер, она сама на пенсии. Я сейчас позвоню сестре – узнаю, дома соседка или на даче.

Катя терпеливо ждала, когда Осипов переговорит с сестрой по мобильному. В маленьких подмосковных городах всегда так. Что-то кто-то слышал, что-то кто-то помнит, какие-то старые сплетни.

Еле-еле заметный след на прибрежном речном песке…

– Зоя на даче, она там до холодов. Сестра мне сказала. Здесь недалеко, можно к ней подъехать прямо сейчас.

И они поехали. Снова описали круг, вернулись к мосту и опять переправились на другой берег Истры. Садовые товарищества… маленькие домики, аккуратные участки. Астры, гроздья рябины, суббота. Здесь все казалось пестрым, бедным, тесным, скученным, однако обжитым, резко контрастируя с замогильным заброшенным великолепием рублевских замков и дорогим запустением старых и новых дач «Светлого пути» и «Московского писателя». Тут обитал простой народ – что-то гоношил в субботний сентябрьский погожий денек. Кто-то копал картошку и разбирал парники, кто-то разжигал угли в мангале для шашлыков. Кто-то горланил песни, не протрезвев с ночи.

Бывший врач «Скорой», а ныне пенсионерка Зоя Петровна чем-то напомнила Кате Светлану Титову – такая же крепкая, ширококостная, с натруженными руками. Одета по-дачному, очки постоянно сползают на нос, потому что дужки расшатались.

Она копалась в саду, укутывала чахлые розовые кусты. Приветливо поздоровалась с Осиповым, а потом сдержанно и с Катей, когда Осипов представил ее как сотрудника полиции.

– Вспомнили мы события давние, Зоя Петровна, – начал Осипов. – Июль тот, когда детей в реке нашли. Не вы тогда на «Скорой» туда утром к Затону ездили?

– Нет, не я. Другая бригада. Мы заняты были по горло. Еще та ночка для нас была. Такое и через столько лет не забудешь.

Катя ощутила знакомый холодок внутри. Неужели удача?

– Вас ведь на генеральские дачи ночью вызвали? – спросила она. – Кому-то стало плохо там?

Старуха-врачиха подняла брови, поднесла руку к губам.

– Хуже ночи не было в моей жизни, вот что там было!

– А что? – любопытно и тревожно спросил Осипов. – Зоя Петровна, вы расскажите нам все. Это вот сотрудник из Главка нашего, они убийства расследуют.

– И там тоже убили их, – шепотом произнесла врачиха. – Нам тогда-то говорить об этом запретили – ну эти, военные. Их нагнали туда сразу к даче! Но сейчас уж столько лет миновало… А мне это до сих пор порой ночами снится.

– Кого убили? – спросила Катя.

– Генерала и его жену. Нас-то вызвали в горячке солдатики-патрульные, когда они во время ночного обхода их там в доме нашли. Наверное, думали, еще можно спасти, но куда там… Я как вошла тогда в их спальню, как глянула… Ой, лучше бы не видела. Крови там было… Он-то, генерал, был крупный мужчина. Богатырь. А она – его жена молодая, намного его моложе, лет тридцати. У нее такая рана была на лице. А у него на спине и на шее. Мертвы оба. Раны были рубленые. От топора. Мне военный сказал – их топором обоих. Этот… ну, кто в дом их забрался через подвал… Дезертир беглый.

– Дезертир?

– Ну да. Тогда ведь дезертиры из части сбежали! Это в городе знали, и в больнице у нас знали, потому что всех предупредили. Осторожно, мол, они же с оружием. Только у этого, кто в дом к генералу ночью залез, не было автомата, он топором их убил. Военные при мне все топор в доме искали. Не нашли. Там все было перевернуто в доме, мебель опрокинута, вещи валялись. Видно, этот тип ценности искал, деньги. Грабить ведь залез их. А в дом он проник через подвал – мастерскую-прачечную, так военные говорили. Там окно подвальное было вдребезги и дверь сорвана с петель, косяки даже выбиты, когда он из подвала в дом ворвался. А генерала-то и его жену прямо в спальне он порешил. Ну, они там, видно, после супружеских дел заснули. И амбре там стояло… алкоголь, генерал, видно, выпил крепко, прежде чем молодую жену в постели ублажить. Как только стало ясно, что с ними все – нас, врачей, военные сразу оттуда попросили. Оно и понятно, это же убийство, там следователи примчались военные, эксперты, командование. А мы на «Скорой» поехали назад в больницу.

Катя слушала очень внимательно. Дезертир… ограбление… убийство семьи… Тогда здесь, в Истре, тоже было убийство семьи в доме… Сбежавший дезертир… Топор… рубленые раны…

Она вспомнила сестру Изиду – Лидию Гобзеву в больнице, как та цеплялась за ее руку в горячке и бредила что-то про… топор!

О том, что сестра Горгона и Виктория упоминали топор, вернувшись к костру, после того как снова переправились через Истру с того берега, где генеральские дачи. А затем Лидия в наркотическом бреду увидела в руках у Горгоны топор, когда та подошла к чур- баку и…

КРОЛИКИ…

Беззащитные жертвы…

Топор…

Убийство семьи в доме…

Горгона и Виктория Первомайская… голые, пьяные, ошалевшие от жертвенной крови… накачанные наркотиками…

Чего еще мы не знаем о них?

Дело снова поворачивалось неожиданной и невиданной стороной!

– Только до больницы мы в ту ночь так и не доехали, – сказала вдруг Зоя Петровна.

– Вас опять туда вызвали, да? – подсказал Осипов. – Снова на большие дачи?

– Не на дачи, а к реке. Там недалеко от этого генеральского дома, лесом метров сто. Мы еле проехали там, нам военные дорогу показывали. Они его там нашли, когда окрестности начали вокруг дома прочесывать.

– Кого? – спросила Катя. – Дезертира? Они его ранили в перестрелке?

– Да нет же, не дезертира! А сына генерала. Молодой совсем, лет шестнадцати, не больше. Видно, он из дома вырвался, хотел убежать, а этот зверь его догнал там. Он лежал на берегу в воде на мелководье. Мы бросились к нему с фельдшером. Я думала, он тоже… как и отец его… Мертвый. На нем живого места не было, весь избитый, в крови. Такая рана у него была страшная глубокая на боку. Топором его изрубили, как деревце молодое под корень. Но у него пульс еще теплился! Мы его сразу в «Скорую» и повезли. Я с ним сидела. Все кровь пыталась остановить. Тампоны сразу промокали насквозь. Там такая была катастрофическая кровопотеря. Такая рана… и еще были