Убийство из суеверия - Мэри Лондон

Глаза у девушки были все такие же красные. Она всего лишь раз дала волю слезам, но сейчас держалась довольно мужественно и шла на встречу с сыщиками уверенной поступью.

— Джентльмены, брат сказал, вы снова хотите меня видеть.

— Верно, — бросил Дуглас Форбс. — Присаживайтесь, мисс. Работа у нас не из самых приятных, но следствие — это вам не детские забавы, не так ли?

Девушка спокойно поправила юбку на коленях.

— Я на самом деле мало что знаю…

— Иногда человек даже не подозревает, что знает, — сказал сэр Малькольм. — А ваши показания, безусловно, были бы нам весьма полезны. Ну а для начала объясните, пожалуйста, почему вас пригласил профессор Даллингтон — вас с братом?..

— Патрик близкий друг Кевина… вернее, был. Они подружились еще в детском саду. Когда профессор и Элис решили пожениться, Кевину захотелось, чтобы мы тоже присутствовали при заключении брачного договора. Лично я считала, что наше присутствие будет лишним и неуместным, но брат так настаивал, что я, в конце концов, согласилась с ним поехать.

— В самом деле, занятно… — заметил старший инспектор.

— Патрик, да будет вам известно, всегда находился под влиянием Кевина. Мой брат застенчив и, если что-то не по его воле, тут же начинает кипятиться. Да вы и сами только что видели — когда он вдруг ни с того, ни с сего, по собственной глупости ополчился на Мартина Даллингтона…

— Расскажите немного о Кевине Адамсе, пожалуйста.

В глазах у девушки потемнело. Она сжала подлокотники кресла, в котором сидела, и, решившись, выпалила:

— О, теперь-то уже можно признаться, я… как бы это сказать? Да, я была очень привязана к Кевину. Он был другом детства моего брата и моим тоже.

— А он разделял ваше чувство? — спросил сэр Малькольм.

Девушка быстро опустила глаза:

— Нет… не знаю… Это трудно объяснить. У меня всегда было ощущение, что он любит другую, но я, конечно, ни разу себе не позволила…

— Мы вас очень хорошо понимаем, — довольно мягко произнес сэр Малькольм.

— Хотя, — продолжала Дженнифер, — хороший муж из него вряд ли получился бы. Я любила его, как героя романа. Он был такой своенравный, такой непредсказуемый… Была в нем какая-то бесшабашность, та, что идет вразрез с законом, какая-то склонность к авантюризму — именно это и делало его привлекательным.

— Вразрез с законом, говорите? — переспросил Форбс.

— Я, наверно, плохо объясняю. Кевин по натуре был бунтарь. Грегор Адамс с головой ушел в работу и почти им не занимался. Ему явно не хватало отцовской строгости. Мать души в нем не чаяла. А он отстранялся от нее с какой-то яростью, хотя, думаю, в глубине души и страдал от этого.

— Мисс, вы хорошо знали Кевина Адамса и прекрасно его описали, — сказал сэр Малькольм. — Стало быть, за последние дни вы вполне могли заметить в его поведении кое-что или многое такое, что, несомненно, помогло бы нам понять причину его загадочной смерти.

— Он не хотел этой свадьбы. Считал ее аморальной. И во время обсуждения делал все, чтобы нарушить связанные с нею планы, но его бой был заведомо обречен на поражение. Элис действительно любит Даллингтона, и Эмма очень рада их союзу. Но это было в манере Кевина. Он часто бросался улаживать безнадежные дела, что непременно заканчивалось скандалом, а он от этого злился на весь белый свет. Я же говорю, все его беды — от взбалмошного характера.

Вдруг сэр Малькольм спросил:

— Как вы думаете, он мог совершить кражу?

Дженнифер выпрямилась в кресле и решительно ответила:

— Конечно же, нет!

— Порой люди, лишенные привязанности или отцовской строгости, становятся клептоманами… — пояснил сэр Малькольм.

— Кевин был совсем не такой! — со свойственной ей решимостью заверила девушка.

— Вы защищаете воспоминания, и это похвально. Но объясните, почему Кевин так упрямился?

— Из-за коллекции, конечно. Грегор Адамс собрал огромную коллекцию — туземное оружие, статуэтки, бабочки, да всего и не перечислишь. У нотариуса был полный список, и он зачитывал его, перечисляя предмет за предметом. И по поводу каждого возникал спор, кому он достанется — Элис и Даллингтону или Эмме и Кевину. Спору, казалось, не будет конца — это было так мучительно… Кевин вообще не хотел ни в чем уступать, за исключением каких-то безделушек. Элис устала, а мэтр Дервантер, преисполнившись терпения, выступал в роли примирителя и делал это, должна признаться, исправно, с чувством такта, достойным восхищения.

— Если я правильно понимаю, — сказал сэр Малькольм, — Кевин искал ссоры и, возможно, даже разрыва…

— Совершенно верно. Та же горькая сцена повторилась и когда собирались договориться о дне свадьбы. Даллингтон предложил назначить ее на двадцать первое июня будущего года, на день летнего солнцестояния. Сами знаете, по его мнению, все должно подчиняться четкому космическому ритму. А Кевин сказал, ему этот день, мол, не подходит, потому что как раз тогда он собирается в Соединенные Штаты. Эмма удивилась. Она ничего не знала о его намерениях куда-то ехать. Словом, свадьбу после долгих препирательств перенесли на декабрь будущего года — уже на день зимнего солнцестояния, но Кевин и в этом случае отказался присутствовать на церемонии.

— А как Даллингтон воспринял такое поведение?

— Вид у него был то совсем отстраненный, то надменный, а то и вовсе непреклонный. Он счел поведение Кевина ребячеством и результатом плохого воспитания. И предоставил невесте самой разбираться с братом.

— А Элис?

— Она всеми силами стремилась уладить скандал. Она говорила Кевину: «Я понимаю, ты хочешь оставить себе то-то или то-то на память об отце, но он и мой отец, и я имею такие же права, как и ты!» А он ей в ответ: «Насколько я знаю, эти воспоминания принадлежат и матери! Может, подождешь, когда она умрет, прежде чем кидаться на ее долю наследства?» Тогда в спор очень дипломатично вступал мэтр Дервантер: «Ваша матушка, как вам должно быть известно, высказала пожелание, чтобы раздел был приурочен к свадьбе…» Короче говоря, я бы предпочла не быть там.

— Но вы там были! — настаивал сэр Малькольм. — И прекрасно понимаете: ваше присутствие рядом с Адамсами в столь доверительной обстановке объясняется не только дружбой! Быть может, вы с братом тоже имели какие-то права на коллекцию?

Дженнифер Тейлор выпрямилась в кресле, подумала над ответом и потухшим голосом сказала:

— Понимаете, так просто всего не объяснишь… Да, это действительно трудно…

Она замолчала в сильном смущении. Надолго.