Катя & 2/3 - Наталия И. Новохатская

Ознакомительный фрагментна обозрение с целью соблазна. Мол, вот она вещица, глянь, милый друг, давай улетим с нею отсюда к едрене фене. Или я проделаю это одна, а ты останешься в сожалениях о навек упущенных возможностях.

Размышлять можно было сколько душе угодно, однако ровно в десять без пары минут я стоял у Соломенной сторожки и нажимал в домофоне номер нужной квартиры, ждал, что Лариса, находясь в готовности, откроет дверь подъезда. После девяти консьержка не работала, так что иного пути попасть в подъезд не имелось. Как вскоре выяснилось, я ждал напрасно и тщетно набирал номер раз за разом, никто не отвечал и дверей не открывал. В некотором недоумении я звонил Ларисе по домашнему аппарату, где никто не отзывался, далее на мобильник, оттуда сообщали, что абонент не отвечает или временно недоступен. Тогда я предпринял прогулку вокруг квартала, полагая, что некие дела задержали Ларису допоздна, либо она решила подогреть нетерпение гостя. Очень даже эффективно.

Побродив по окрестностям я вернулся к Соломенной сторожке 8/10 и проделал описанную процедуру заново, с тем же результатом. Тогда я решил ждать примерно с полчаса, предпринять последнюю попытку и откланяться несолоно хлебавши. И вот, избрав другой маршрут, я слонялся вдоль и поперёк обширного двора внутри буквы П, иногда входя и выходя под две арки. Во дворе было пусто, иногда в наступившей тьме мелькали людские фигуры и пропадали в подъездах, однажды проехала машина и тяжело припарковалась подле бордюра, причём довольно неловко.

Вот тогда я обратил внимание на дальнюю стоянку у каменного забора, там было полно, отчего поздняя машина устраивалась, где придётся, кто не успел, тот опоздал. Примерно в таких праздных мыслях и от нечего делать, я неспешно устремился к каменному забору, было решительно всё равно, куда направлять стопы.

Оказавшись в приближении забора и ряда машин, я вдруг не вполне сознательно и не совсем сразу, понял, что машина Ларисы стоит там и выделяется из общего ряда ряда. Привычно размерами и очертаниями, потом непривычно, что я стал воспринимать, подходя ближе и невольно всматриваясь. Соображения являлись по пути самые банальные, типа того: если авто у дома, то где хозяйка? Неужто сбежала с ценностью пешим ходом? Или я пропустил приезд, тогда надо бы толкнуться вновь. И была ли машина у забора, когда я ошивался у подъезда? Вот болван, если не заметил…

Вглядываясь в контур автомобиля по мере приближения, я стал осознавать, что вижу в потёмках нечто лишнее, чего в других машинах у забора не наблюдалось, вдруг догадался, тогда побежал бегом. Если до того я лениво гадал, где клиентка Лара, то подбегая, имел почти точный ответ – да вот она! В машине кто-то сидел, вернее не совсем.

Место водителя было занято, но тёмная масса, в которой угадывалась человеческая фигура, располагалась скорее горизонтально. Это я сейчас формулирую, а в тот момент с элементарной жутью осознал, что внутри машины находится тело. Неизвестно чьё, непонятно в каком состоянии! Первые впечатления, они самые сумбурные. Помню, что я укорял себя, что не глянул ранее и просмотрел машину, гулял вокруг да около, вместо того, чтобы. И одновременно пытался припомнить, видел либо нет невнятную фигуру, вроде бы скользившую от стоянки под арку.

Оказавшись вплотную у машины, она стояла первой с краю, я прилип к стеклу, пытаясь разобрать, что или кто там внутри. Сначала показалось, что это не Лариса и вообще не женщина, а лежит манекен под странно изломанным углом, освещение дальнего фонаря давало жуткий эффект. Потом присмотрелся и понял, что на сидении полулежит человек, совершенно неподвижно. Далее по контурам опознал Ларису и стал дёргать дверцу, она не открывалась.

Вот тогда, на том месте и в смутном состоянии я совершил ошибку, за которую теперь плачу и не могу расплатиться, даже не представляю себе, как далеко зайдёт расчёт. Если бы я этого не сделал, то не сидел бы тут и не лил горести без всякого зазрения. Просто иногда вспоминал бы неудачу в смущении, и вскоре позабыл.

2. In medias res

(опять латынь, переводится как «середина дела», излагает Е. Малышева)

Мы давно сидели в подвале ночного клуба «ОГИ», других посетителей не было и не предвиделось по раннему часу. Деликатные официанты-бармены в количестве двух свыклись с невыгодными посетителями и изредка осведомлялись, не нужно ли чего. Получив очередной заказ по части кофе, мальчики-девочки меняли пепельницу и отплывали в тьму под сводами, вскорее появляясь у освещенного бара, где через раз включалась и деятельно шумела кофейная машина.

В продолжении долгого мучительного повествования я, кроме того, что пила кофе залпом и курила беспрестанно, в основном смотрела на выложенную плиточной мозаикой поверхность круглого стола и почти не поднимала глаз на собеседника. Понимала, что так ему легче вести рассказ, и что в моей части диалога никто не нуждался. Только про себя отмечала основные вехи истории и бессознательно укладывала их по плиточному рисунку круглого столика. К указанному моменту моя мозаика завершилась, описав овал вокруг куска с четырехлистным цветком клевера, центрального на круглой столешнице.

Четырехлистник, на сей раз отчаянно несчастливый, символизировал главную и непоправимую ошибку друга Вали, о коей должна была зайти речь в последующем повествовании. Я вполне догадывалась, это было несложно, в чём именно роковая оплошность состояла. С неё начался ступор в рассказе, именно это деяние согнало нас с места в конторе и погнало в подполье клуба «ОГИ». Однако элементарная вежливость требовала риторического вопроса, я его исполнила в излюбленном Валькой варианте.

– А именно? – спросила я, отрываясь от плиточного цветка неудачи.

– Интересно, кто бы поступил иначе? – Валентин с чувством задал встречный вопрос, далее доложил добавку. – Из любого соображения. Там был весь букет.

– Понятно, – я догадалась, как облегчить участь друга и предложила первую позицию. – Во-первых, она могла быть в отключке, но жива, и первая помощь…

– Ты очень доброе дитя, мало того, что прелестное, – Валька неохотно взял наживку. – Об этом я подумал потом, в целях доклада брату Петровичу, а колотил камнем в стекло, обернув его тряпкой, далеко не в таких гуманных мотивах, скорее в порыве неосознанных чувств.

После указанного места в повествовании возникла пауза, в течении которой материализовался мальчик из бара, получил заказ, унёс пепельницу и скрылся. До и после висела гнетущая сумрачная тишина, мне опять пришлось подставить плечо под неподъёмный груз чуждых эмоций.

– Валь, давай пошлём дяденьку Марселя Пруста к чертям собачьим? – я предложила вроде как по простоте душевной. – Он у