Королевский аркан - Елена Ивановна Михалкова

– Спина слабая? – изумленно повторил Никита. – Вы вон про ту дуру с гривой?

Старик рассеянно взглянул в окно:

– Дура с гривой верхом скачет. А конягу этого лучше в катафалк.

– В катафалк? – ужаснулся Маевский.

Гройс покосился на него.

– Запрячь. Чтобы тащил катафалк. Что, собственно, до сих пор и делается на родине этих прекрасных животных.

– А почему мир перевернутый?

– Да потому что не богачи возражают против брака их дочери с нищим сыном дворецкого, а дворецкий не желает брака с их семьей.

– Поясните, – попросил Никита.

Гройс откинулся на спинку кресла и прикрыл веки. В этом образе, с пузом и бородищей, он выглядел моложе, чем в родном облике, но Маевский дождаться не мог, когда Михаил Степанович избавится от реквизита и предстанет в своем нормальном виде, то есть тощим старикашкой в костюме с иголочки.

– Я уже рассказывал: Петр Селиванов – бывший экономист, аскет и сухарь, всю свою жизнь положивший на сына. Женоненавистник и педант без чувства юмора. Я был убежден, что из него получился идеальный дворецкий, и так оно и вышло. Митя – это звезда, озарявшая руины Петиной жизни. Единственный смысл его существования. Митя блестяще окончил математический факультет в Высшей школе экономики и сейчас, насколько мне известно, занимается топологией на стыке математики и физики. Он аспирант, преподает и одновременно занимается наукой. Чтобы ты лучше понимал отношение к нему Селиванова: несмотря на то, что у них имеется собственное жилье, Петя годами оплачивал сыну съемную комнату рядом с институтом. «Мальчик не должен тратить свое бесценное время на дорогу». Отыскал для сына чистенький уголок с видом на парк и с квартирной хозяйкой, которая привечает Митю и следит, чтобы тот не остался голодным. Я видел, как ты скривился, когда Митя сказал об оплате его отпуска. Но для Петра, поверь, было за счастье тратить деньги на сына. С деньгами, к слову, у Пети отношения никогда не складывались. Более-менее зарабатывать он начал только в бытность свою мажордомом. Или, как нынче говорят, батлером. Кто бы мог подумать, что фамилия персонажа в знаменитой книге переводится как «дворецкий». Ты мог?

Маевский даже не понимал, о какой книге идет речь.

– Михаил Степанович, а вас-то как судьба свела с подобным фруктом? – не удержался он.

Они выехали из поселка. За ними закрылись кованые ворота и по обочинам встали высокие темные ели. Еще один блок охраны – и только красно-белый шлагбаум остался над виляющей лентой дороги. Никита прибавил скорость.

– А очень просто, – сказал Гройс. – Видишь ли, Петя Селиванов был больше всего озабочен тем, чтобы добыть денег. Талант сына – это прекрасно. Но он требует поддержки. Стоит ли удивляться, что в какой-то момент Петр Алексеич дошел до мысли об азартных играх!

– Дворецкий делал ставки в казино?

– Ну нет! На это ему все-таки хватило ума. Однако в юности, как многие люди его поколения, он играл в покер и считался хорошим игроком. Он нашел подходящую компанию и поставил все имеющиеся деньги. Рассчитывал сорвать большой куш.

– А почему не сорвал? – Маевский слушал очень заинтересованно.

– Видишь ли, Селиванов действительно разбирался в карточных играх. Но он совершенно не разбирался в людях. А ведь это гораздо, гораздо важнее! Его партнерами по столу были каталы. Но он об этом не знал. Дела его шли все хуже, в какой-то момент он был близок к полному разорению – того рода, от которого не восстанавливаются, – и в этот самый момент я и вмешался.

Гройс замолчал.

– Почему? – спросил Никита, когда стало ясно, что старик не собирается продолжать.

– А? Что, прости?

– Почему вы вмешались? – повторил Маевский. – Вы же не были с ним знакомы?

– Не был, – согласился Гройс. – Видишь ли, мне стало его жаль. Он чем-то отличался от других желающих получить легкие деньги. А я к тому времени видел много разных типажей… Он был, если можно так выразиться, из идейных. И в каком-то смысле абсолютно бескорыстен, потому что ни копейки из выигрыша – если бы случилось так, что он выиграл, – Петя не потратил бы на себя. Как я сказал, он был скромен и неприхотлив в быту. Я сменил его за тем игральным столом, и часть его денег мне удалось вернуть. Не все. Но Петя был достаточно умен, чтобы постфактум понять, от чего его спасли. Некоторое время он питал ко мне искреннюю благодарность.

– Некоторое время?

– Любое чувство со временем выветривается, – пояснил Гройс. – Благодарность – быстрее прочих. Чрезвычайно летучее и неустойчивое соединение.

* * *

– Я сосватал тебя Левашовым, – сказал Гройс в спину Айнур.

Она резала зелень для салата, склонившись над столом. Сто раз ей повторял: сядь, не нагружай спину…

Не прекращая занятия, Айнур сухо ответила:

– Я не пойду замуж.

Гройс хмыкнул, и она отложила нож в сторону. Вопросительно уставилась на него.

– Мне нужен свой человек в доме Левашовых. Петр Селиванов там покончил с собой. Его сын был у нас, помнишь?

Девушка молча кивнула.

– Для хозяйки я сочинил легенду: якобы кто-то должен взять на себя плохую энергию после самоубийцы. Эта идиотка согласилась. Так что ты там будешь в качестве громоотвода. Но поскольку тебе нужно сблизиться с прислугой, я сказал, что ты – домработница, сможешь помогать по хозяйству.

– У таких людей нет домработниц, – поправила Айнур. – У них горничные.

– Это ты верно заметила. Извини, я распорядился твоей судьбой без спроса… Но Маевского к ним не запустишь, водители там свои, да и сомневаюсь я, что от водителя будет какой-то прок. Об этом тарологе, Марианне, могут что-то знать горничные. Постарайся расположить их. И понаблюдай за жизнью обитателей дома… Впрочем, тут не мне тебя учить. Тебе придется ночевать в общем домике для персонала…

Лицо Айнур приняло страдальческое выражение.

– Знаю, знаю, – виновато сказал Гройс. – Компенсирую неудобства двойной оплатой. Потерпи, пожалуйста. Если ты за неделю ничего не выяснишь, я тебя заберу оттуда, договорились? Завтра утром Маевский отвезет тебя на место. Собери всё необходимое на неделю.

Айнур кивнула и вернулась к пахучим листьям базилика.

Гройс еще постоял немного в дверях кухни, наблюдая за ней, и прошел в комнату. В гостиной он остановился напротив фотографии в рамке. На снимке был он сам: стоял с попугаем на плече, как турист, и улыбался в камеру. За его спиной виднелось белое здание с вывеской над входом: «Чайка». Шрифтом для надписи был выбран советский леттеринг. Гройс любил советскую шрифтовую школу.