Мишка Миронова - Максим Константинович Сонин

подумала, что полицейские участки должны работать круглосуточно. Сама пару месяцев назад звонила по номерам от «ОВД-инфо» по поводу задержаний на митингах – звонила и в час ночи, и в три. Чертыхнулась, стала искать номер дежурного.

– Подождите, – попросил Микко. – Подождите, вы куда хотите звонить?

– Дежурному, – сказала Вера. – Вы же знаете фамилию, отчество Элеоноры?

– Знаю, – согласился Микко. – Элеонора Тарасовна Панферова. Вы думаете, она все-таки в полиции?

Фотограф уже начал Веру раздражать своей нервозностью, но срываться на единственного союзника было нельзя. Она нашла номер дежурного по одному из трех выбранных в поезде участков, набрала. Пока шли гудки, думала о том, что лучше бы эти звонки проводил дядя Сережа, но он на ее сообщение из поезда не ответил, видимо, спал и не знал еще, что можно пробовать искать пропавших в полицейских участках. До этого можно было додуматься и раньше – просто в голову не пришло, что нужно звонить дежурному, когда на руках был номер какого-то определенного полицейского.

Дежурный наконец ответил – и Вера помахала рукой на Микко, который собирался что-то сказать.

– Здравствуйте, я ищу задержанную, – сказала Вера в телефон и тут подумала, что начать, конечно, нужно не с журналистки. – Мириам Борисовна Миронова, может быть задержана вчера.

Дежурный устало расспросил о ее собственных данных, потом попросил подождать.

– Нет такой, – сказал он наконец. – Информация о задержании не поступала. Это все?

– Нет. – Вера щелкнула пальцами, чтобы Микко напомнил имя-отчество журналистки. Тот все понял правильно, проговорил: «Тарасовна Панферова».

– Элеонора Тарасовна Панферова, – сказала Вера. – Тоже задержанная.

– Ожидайте. – Дежурный снова удалился. Микко тем временем повел Веру вокруг большой площади, раскинувшейся прямо за вокзалом.

– Мы куда? – спросила Вера тихо.

– К Эле, – ответил Микко. – Здесь недалеко.

– Ночью поступила, – сказал в телефоне дежурный. – Больше данных нет. Это все?

– Как данных нет? – спросила Вера.

– Пока не поступала информация. – Дежурный зазвучал раздраженно.

– А когда поступит? – спросила Вера. – Почему ее задержали?

– Звоните позже, – сказал дежурный. – Может быть, будет информация.

Вера сбросила звонок, повернулась к Микко, который все хотел что-то сказать.

– Что? – спросила она резче, чем собиралась.

– Если ее арестовали, то должны были дать звонок… – сказал Микко. – В течение трех часов. Ей должны были звонок дать.

– А кому бы она позвонила? – спросила Вера.

– Не знаю. – Микко насупился. – Вам?

– Или вам. – Вера снова включила телефон, посмотрела входящие, чтобы проверить, что ей никто в поезде не звонил. Микко сделал так же.

– Значит, так, – сказала Вера. – Элеонора, видимо, в полиции. Нужно будет сейчас поехать по участкам, искать ее. Вы хотите со мной?

Микко уверенно закивал.

Глава двенадцатая

На холодном полу Элеонора пролежала недолго. Потом ее поставили на ноги, отвели в зал. Тут толпились полицейские в броне. Один, видимо командир, быстро пересек зал. К уху он прижимал телефон.

– Здесь еще баба, – сказал он, подходя к Элеоноре. Элеонора хотела ответить ему что-нибудь язвительное, но ее вдавили в пол, больно приложив челюстью об цемент. В ушах до сих пор звенело, в глазах двоилось. Элеонора только надеялась, что ее не вырвет, – лежать в собственной луже было бы совсем противно, и что-то подсказывало ей, что полотенца полицейские ей не предложат.

– Как зовут? – спросил командир, относя от уха телефон.

– Элеонора Панферова, – сказала Элеонора. – У меня в заднем кармане удостоверение.

– Сотрудница, что ли? – спросил командир.

– Журналистка, – ответила Элеонора. Командир сплюнул, снова поднес ко рту телефон.

– Говорит, журналистка, – сказал он. – Понял, принял.

Он сделал какой-то жест, и Элеоноре вдруг перестали давить в спину. Она успела подумать, что ее отпускают, но почти сразу на нее навалился кто-то еще. Державший ее до этого полицейский подошел к командиру, и тот бросил ему пару фраз на ухо. Элеонора навострила уши, но там все еще стоял звон.

Полицейский кивнул, снова опустился рядом с Элеонорой, на этот раз щелкая наручниками.

– На каком основании задержание? – Элеонора выгнулась, потому что полицейский больно надавил на спину.

– Покушение на жизнь сотрудника, – сказал полицейский. – Сейчас будете брыкаться, поедете в участок без зубов.

Элеонора замолчала. Не потому, что испугалась, а потому, что поняла: спорить нужно будет в участке. Пока немного расслабилась, огляделась, стараясь считать обстановку зала, который из коридора было видно не целиком. Штабеля досок и ящиков, раскладушки, одна из них, видимо, служила еще и диваном – полицейские как раз сорвали с нее потрепанный плед. Рядом потрошили подушки. Складские мужики стояли у стены, раздетые до трусов, – тихо что-то бубнили, отвечая на вопросы. Элеонора решила, что если ее тоже станут раздевать, то она, пожалуй, все-таки будет брыкаться, но полицейские больше не обращали на нее внимания. Только тот, который сковал руки, все сидел на корточках рядом. Его автомат упирался дулом в пол у самого Элеонориного лица.

Потом все как по команде стали собираться. Сначала вывели мужиков, и стало видно, что обыск полицейские проводят не за страх, а за совесть. Они уже начали разбирать штабеля досок, а тумбочку, на которой стоял телевизор, просто разломали на куски. Элеонора пыталась вслушиваться в разговоры, но ничего интересного полицейские не обсуждали. Наконец и ее подняли на ноги, согнули и повели на улицу через главный вход. Там уже ждала машина.

Элеонора оказалась зажата между двумя обмундированными мужиками, снявшими шлемы, и стало видно, что они не слишком сильно отличаются от обительских водителей. Такие же мрачные туповатые морды. Элеоноре даже захотелось проверить, нет ли у них на шее татуировок. В голове уже второй раз за день возникла абсурдная идея – что сейчас ее вывезут за город и расстреляют. Но машина выехала на дорогу и минут пятнадцать спустя, обогнув огромную привокзальную клумбу, остановилась у полицейского участка.

Элеонору снова вынули и повели, согнув, – но на этот раз, видимо из-за публичного места, полицейские явно обращались с ней чуть нежнее. К тому же за время поездки наконец нормализировались слух и зрение. Элеонора наконец могла думать о том, что делать дальше.

Когда ее, уже без наручников, втолкнули в пустую камеру, Элеонора первым делом потянулась за телефоном, но того нигде не было. Зато обнаружились таблетки Двоицы в кармане. Элеонора нервно оглянулась на выходящего из камеры полицейского, потом осмотрелась. Спрятать наркотики было некуда. Оставалось рассчитывать, что полицейские и здесь не станут ее обыскивать. У Элеоноры уже возникло подозрение, что по ее поводу они получили какие-то указания, а это, скорее всего, означало, что операцией по задержанию руководил Константин Гуров. Значит, оставалось ждать его появления.

Элеонора прислонилась к решетке, отделявшей камеру от коридора. Водителей из гаража нигде не было – в соседней камере валялся какой-то пьяный мужик. Элеонора позвала дежурного раз, другой. Надо было потребовать свой звонок, связаться с Микко, чтобы не нервничал. Но дежурный не отзывался. И вообще в участке стояла пугающая тишина. Элеонора представила, как сюда сейчас вваливаются попы в рясах, чтобы на кулаках решить все проблемы с местными медиа в ее лице. Усмехнулась и тут же подумала, что попы, конечно, за ней не придут, а вот полицейские вполне могут провести обыск у нее в квартире. Приходилось надеяться, что это, как и личный обыск, в планы Гурова не входит. Ведь она даже ничего особенного узнать не успела.

Дежурный появился нескоро – Элеонора успела пройти свою камеру от края до края сотню раз. Спать не хотелось, а хотелось в туалет.

Дежурный отвел арестантку в туалет, причем, судя по всему, в служебный. Это окончательно подтвердило предположение про особенные условия содержания. Но на просьбу сделать