Римский Лабиринт - Олег Жиганков

— Что-то ещё? — спросил Хранитель после некоторой паузы.

— Больше пока ничего важного, — ответил шеф полиции. — Разве что… В комнате этого наркоторговца мы нашли листок бумаги — купон на пиццу, с номерами, написанными рукой Анны Грин.

— Номерами? Номерами телефонов? Она что, оставила вам свой номер, по которому вы можете с ними связаться? — в голосе Хранителя слышались нетерпение и раздражение.

Начальник полиции достал из папки купон и развернул к Хранителю.

— Вот этот листок, ваше Высокосвященство, — сказал он, демонстрируя в Космос бумагу с двумя рядами букв и цифр.

В эфире воцарилась тишина. Пауза была такой долгой, что шеф полиции начал заметно нервничать.

— Вы здесь, ваше Высокосвященство? — спросил он, платком отирая со лба и лысины выступивший пот.

— Сколько вам понадобится времени, чтобы найти этих людей? — раздался наконец голос Хранителя.

— Мы делаем всё, что в наших силах, ваше Высокосвященство, — поспешно ответил господин Мартынон. — Надеюсь, уже через несколько часов у нас будут результаты.

— Я скажу тебе точно, какими должны быть эти результаты, — голос Хранителя никогда ещё не звучал так жёстко. — Вы найдёте этих людей и доставите ко мне живыми. Это единственный результат, который меня устроит. Займитесь этими двумя вы лично.

— Конечно, ваше Высокосвященство…

— Помни, — прервал его Хранитель. — Они выбрались из лабиринта. Этот дуэт оказался гораздо опаснее, чем мы могли предполагать. Найдите их, даже если они будут сидеть в жёлтой подводной лодке на дне океана. И информируйте меня обо всех деталях поиска.

— Слушаюсь, ваше Высокосвященство.

— И ещё, — добавил грозный голос Хранителя. — Срочно пошли зондеркоманду в лабиринт. Проследите путь, которым шли эти двое. Найдите, как они выбрались. Обо всём, что будет обнаружено в лабиринте, тотчас сообщать мне. Всё хранить в глубочайшей тайне. Отвечаешь за это своей головой.

— Конечно, ваше Высокосвященство, — побледнел начальник полиции.

Хранитель нажал кнопку, и испуганное лицо шефа полиции исчезло, а на стене вновь проступили краски и фигуры Страшного Суда. Там, где ещё несколько секунд назад нервно дёргалось лицо шефа полиции, теперь проявилось другое лицо — одного из предков Хранителя, папского казначея, которого Микеланджело поместил вместе с обречёнными на погибель.

Хранитель выключил гравитационное поле своего кресла, и его тело свободно поплыло в воздухе. Он в детстве летал во сне, а потом утратил эту способность. Но заново обрёл её здесь, на борту «Вавилона-2» — своего детища. Когда-то вавилоняне хотели построить башню такой высоты, чтобы в ней было возможно укрыться от Божьего наказания — потопа, если бы Господь решил повторить Всемирный потоп. Но они никогда и не мечтали подняться так высоко… Хранитель проплыл мимо фигуры Иисуса Христа, которая без одежды походила на скульптуру царя Давида. «Микеланджело был больше скульптор, чем художник», — привычно подумал он. Минуя сцену Страшного Суда, он проделал путь к большому иллюминатору.

Внизу, на Земле, была ночь, но кругом видны были расплывающиеся пятна света — это светились в ночи города. Загрязнённый воздух над ними преломлял огни в мыслимые и немыслимые цвета: в одних местах голубовато-зелёные, в других — красные, иногда фиолетовые. Он задержал взгляд на самом большом пятне света — желтовато-оранжевом. Хранитель сразу же узнал — это был Лас-Вегас, самое яркое пятно на ночной планете.

Он смотрел и смотрел на проплывавшую под ним тёмную планету, почти уже покорённую его воле. Он вспоминал тот далёкий сентябрь 1944 года, когда перед ним, четырнадцатилетним гитлер-юнге, отправленным в Рим из пылающей Нормандии, пробегали один за другим разрушенные города Европы. Ещё совсем недавно он был «сыном полка», любимцем бригадефюрера СС Курта Майера — «Панцермайера», как его называли, — которого он боготворил и который в свои тридцать три года стал самым молодым командиром дивизии не только в танковых войсках «Ваффен-СС», но и во всех вооружённых силах Третьего Рейха. Если бы не Курт Майер, в начале 1944 года приметивший и приблизивший способного паренька из «Дойчес Юнгфольк», сына погибшего на Восточном фронте друга Майера — оберштурмбаннфюрера барона Джулиано Паолини, — неизвестно, как бы сложилась его дальнейшая судьба. А тогда молодой штандартенфюрер, командир 25-го панцер-гренадерского полка 12-й танковой дивизии СС «Гитлерюгенд», в нарушение всех правил (говорят, даже просил за него у самого рейхсфюрера!), взял его к себе в штаб, чувствуя в нём недюжинные таланты и перспективы. А затем, уже этим летом, перевёл в штаб дивизии, командиром которой был назначен. И вот, несколько дней назад, в начале сентября, вырвавшись с остатками разгромленной дивизии из Фалезского котла, сумел тайными тропами отослать «маленького гитлер-юнге» в сопровождении 24-летнего унтерштурмфюрера Эрика Крааса, внучатого племянника кардинала Адольфа Бертрама, архиепископа Бреслау, в Ватикан, потому что бельгийские партизаны преследовали разбитых панцер-гренадеров по пятам, да и были у бригадефюрера некоторые личные планы по налаживанию связей со Святым Престолом. С Краасом, как потом узнал будущий Хранитель, бригадефюрер отправил в Ватикан не только его, но и некоторые ценные экспонаты из хорошенько пропотрошённых бельгийских и голландских музеев…

В том поезде, чудом уцелев и вырвавшись из окружения, он поклялся, что однажды совершит то, чего не удалось сделать молодому блестящему бригадефюреру, — станет новым Александром Великим, завоевателем мира. И гитлер-юнге не зря прожил свою жизнь!

Теперь у него была одна мечта, одно заветное желание, с новой силой нахлынувшее на него при виде таинственных рядов цифр. Он знал, откуда списаны эти цифры, и сердце готово было вырваться из его груди.

«Это должно было произойти, — думал он, вглядываясь в спящую планету. — Да, она должна была потеряться и вновь найтись. Она будет моей, будет очень скоро, и я обрету силу венчать царей земных. И тот порядок, о котором мечтали, к которому стремились поколения хранителей древних вавилонских мистерий, придёт скоро на землю. К тридцати трём годам мой сын достигнет не в пример большего, чем то, о чём Курт Майер мог лишь мечтать».

И ещё одна мысль кружила его убелённую сединой голову: он будет более щедр к своему сыну, чем Бог Отец к Своему. Вместо тернового венца он, Хранитель, возложит на голову сына тройную корону мира!