Проклятие Кеннеди - Гордон Стивенс

Недалеко от них, а первом ряду, стояла женщина с ребенком на руках, совсем молодая; ее светлые волосы ниспадали на плечи, а лицо излучало юную свежесть. Мужчина рядом с ней был одет в синий мундир Военно-морского флота, на воротнике — орел, глобус и якорь, на рукавах нашивки сержанта, а на груди слева орденские ленточки, в верхнем ряду самые главные и в начале верхнего ряда самая главная из всех. На ленте ордена Серебряной звезды была маленькая звездочка — свидетельство того, что эта награда вручалась дважды, потом шла лента Бронзовой с тремя звездочками, показывающими, что орден вручали троекратно, и буквой V, означающей, что все это получено обладателем наград за героизм в бою. Ленточки медалей за выслугу в самом низу, в середине — за службу во Вьетнаме. И еще одна лента — справа от Серебряной звезды.

— Ничего, если я сниму их крупным планом? — спросил один из операторов.

— Валяй, — ответил моряк.

— Зачем тебе это нужно? — поинтересовался репортер, помогавший оператору придвинуть камеру.

— Ты что, не видишь? — ответ был жестким, почти сердитым. — Вверху слева, рядом с Серебряной звездой. Почетная медаль Конгресса.

— Мамочка, — услышал репортер голос девчушки, сидящей на руках у молодой женщины, которая стояла рядом с моряком, — а почему у дяди только одна рука?

В аэропорту, сказал Джордан Хазламу. На самолете. Вылет через две минуты. Прибытие в Национальный по расписанию.

Переходи на связь с нашим фургоном, сказал ему Хазлам. Он покинул кабинет Донахью и подошел к темно-синему фургону «шевроле» — непрозрачные окна, никаких антенн и других особенностей, бросающихся в глаза. Огляделся и постучал в заднюю дверцу, чтобы его впустили.

Была половина одиннадцатого, критическое время приближалось. Донахью был уже в воздухе и направлялся на юг; через час он приземлится в Национальном.

— Синий-один. Красный без изменений.

«Синий-один» было кодом для автомобиля, который проследует по маршруту от аэропорта за минуту до Ястреба, «Красный» — кодом для самого маршрута, а «Белый» — для машины Ястреба. «Алый» — для отряда прикрытия в Национальном, «Зеленый» — для охранников на пути в Рассел-билдинг и «Черный» — для охраны в критической зоне предполагаемого покушения.

— Зеленый-один. На рынке все спокойно. — Два человека у станции метро, наблюдающих за местом, где Ястреб выйдет из здания аэропорта.

— Зеленый-два. Порядок. — Точка, где «линкольн» Ястреба свернет с Паркуэя в направлении моста на 14-й улице.

На случай, если кто-нибудь невольно или намеренно подключится к одной из линий связи, все сообщения были замаскированы под имеющие финансовый характер. Хазлам вышел из фургона и пошел к светофору на Индиана-стрит.

Прожекторы в конференц-зале были уже установлены; телеоператоры с камерами заняли свои места, по углам стояли мониторы, а само помещение заполнилось сторонниками Донахью.

Почему здесь вывешены снимки Кеннеди, спросил у пресс-секретаря Донахью корреспондент «Эн-би-си»; почему именно Джон и Роберт? Потому что они тоже выдвигали свои кандидатуры в этом зале, ответила та. Боже мой — она увидела, как напряглось его лицо, — почему же я не сообразил раньше, не проверил, не сходил в библиотеку за речами его предшественников? Какой материал мог бы получиться! Здесь все есть — она дала ему кассету, — вам остается только выбрать.

Машина, которая должна была отвезти Кэт с девочками на Холм, уже ждала их. Кэт Донахью глянула в зеркало и еще раз подвела губы.

— Что-нибудь не так? Почему у тебя дрожит рука?

Она обернулась и увидела в двери ванной старшую дочь, которая смотрела на нее.

— Нервы. — Она попыталась обратить все в шутку. — Слишком счастливый день.

Бронированный «шевроле» Бретлоу тоже ждал хозяина. ЗДО спустился вниз на лифте для сотрудников и покинул Лэнгли.

На Холме пока все тихо, отметил Хендрикс; выезд из туннеля пуст, движение тихое. Ничего особенного, полицейских не больше чем обычно. Он покинул зону покушения и отправился к Юнион-Стейшн.

Главная надежда на инстинкт, думал Хьюз; он да еще профессиональная выучка должны подсказать ему, когда настанет момент спасать Ястреба, зажатого в простреливаемой зоне между грузовиком и легковыми автомобилями. Он должен будет заметить снайпера за секунду до выстрела. Хьюз повернул «линкольн» к аэропорту, увидел, что еще рано, и проехал мимо.

— Синий. Спокойно.

— Зеленый. Никаких изменений.

— Белый.

— Алый.

— Черный-один. — Это был нищий. Вдруг Хазлам сообразил, что не следовало давать ему такое кодовое имя. Но менять его уже было поздно.

— Черный-два. — Нолан, единственная женщина в группе. Голос с ирландским акцентом.

В критический момент сам Хазлам станет Черным-три.

В Национальном собирались встречающие; среди них были начальник аэропорта и представители аэрокомпании. Приехавший Бретлоу пожимал руки знакомым; группа прикрытия незаметно следила за происходящим. Хендрикс снова проверил зону покушения. Все было чисто, ничего подозрительного. Нищий с Нолан тоже был начеку: они ничего не замечали, но пока так и должно было быть.

До прибытия самолета оставалось десять минут. Донахью с Пирсоном в последний раз проверяли речь; Джордан сидел напротив.

Мальчику было лет десять — он сидел рядом со своей матерью ближе к концу салона.

— Думаешь, он рассердится?

Женщина знала, что́ она должна ответить: конечно, рассердится. Он занятой человек, ему о стольком надо подумать.

— Пойди и спроси, — вместо этого сказала она.

— Пошли со мной.

— Нет, иди сам.

Мальчуган взял свой «поляроид» и, снедаемый волнением, пошел между рядами кресел. На полдороге он замешкался и оглянулся на мать — та поощрила его кивком.

— Извините. — Он остановился перед двумя сидящими слева мужчинами и вдруг сообразил, что забыл сказать «сэр». — Вы не позволите мне вас сфотографировать?

Донахью улыбнулся мальчику и повернулся к Пирсону.

— Наверное, мы можем сделать и получше, правда, Эд?

— Нет проблем.

И женщина, сидевшая пятнадцатью рядами дальше, увидела, как Пирсон встает, берет у ее сына фотоаппарат, сажает его рядом с Донахью и фотографирует их обоих. Мальчуган смотрел, как вылезла карточка и на ее липкой серой поверхности проступило изображение.

— Как тебя зовут? — спросил его Донахью.

— Дэн.

— Дэн — а дальше?

— Дэн Зупольски.

Снимок уже просох. Донахью вынул из кармана ручку и подписал его.

Дэну Зупольски от его друга, сенатора Джека Донахью.

Было одиннадцать двадцать пять.