Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 - Дэн Браун

поведение Рианнон с посторонним, я нарушаю правило конфиденциальности. С другой стороны, я сойду с ума, если не поделюсь хотя бы частью своих опасений с нормальным взрослым человеком. Возможно, девочка ведет себя так не в первый раз, и Джеку что-то известно. Я давно поняла, что красная папка вмещает далеко не всю необходимую информацию.

— Мы поссорились, — чуть не плача, сказала я, — и я пригрозила позвонить Сандре, а она… она…

— Что она?

Джек выдвинул стул, и я опустилась на него, охваченная отчаянием.

— Сбежала. Уехала с каким-то подозрительным типом. Я ей запретила, а она все равно уехала, и теперь я не знаю, что сказать Сандре.

— За Рианнон можешь не беспокоиться. Та еще оторва, однако за себя постоять сумеет и в беду не попадет.

— А вдруг? Я ведь за нее отвечаю.

— Ты няня, а не тюремщик. Как ты могла ее остановить — привязать к кровати?

— Ты прав… О господи, — вырвалось вдруг у меня, — как я устала, Джек! Ничего не соображаю, да еще рука зверски болит, стоит к чему-то прикоснуться.

— Что с рукой?

— Порезалась.

Я не хотела вдаваться в подробности, но невольно передернулась от одного только воспоминания о злобно ухмыляющемся кукольном личике.

— Дай-ка взглянуть, — нахмурился Джек.

Он бережно взял мою руку, повернул к свету и осторожно сжал опухший палец.

— Гм… ничего хорошего. Ты обрабатывала ранку?

— Нет, просто заклеила пластырем.

— Надо было антисептиком обработать.

— Ты думаешь?

— Порез глубокий, — кивнул Джек, — и палец опух. Похоже на инфекцию. Пойду посмотрю, что есть у них в аптечке.

Он встал, со скрипом отодвинув стул, и прошел в буфетную к медицинскому шкафчику. Я не нашла там ничего вроде антисептика или медицинского спирта, только упаковку пластырей со Свинкой Пеппой и несколько флаконов детского парацетамола.

— Ничего нет, — подал голос Джек, — кроме шести вкусов «Калпола». Пойдем ко мне, у меня есть нормальная аптечка.

— Нет. — Я вновь поморщилась от боли. — Я не могу бросить детей.

— Ты их не бросаешь, — терпеливо сказал Джек. — Тут всего лишь через двор пройти. Можешь взять с собой радионяню. Летом Сандра с Биллом все вечера просиживают в саду. Если что-то услышишь, через минуту вернешься.

— Ну ладно, — неохотно согласилась я.

В голове шумело от вина, мысли разбегались в разные стороны. Можно было попросить его принести антисептик сюда, но меня одолевало любопытство. Очень хотелось пойти с Джеком, посмотреть, как он живет. А если уж совсем честно, мистер Рэксем, я хотела хоть ненадолго выбраться из этого дома.

Если ты действительно считала, что детям угрожает опасность, то как могла их оставить? — возмущенно спрашивала меня впоследствии женщина из полиции.

Я пыталась объяснить. Дети не видели и не слышали ничего подозрительного. Все зло было направлено исключительно на меня. Шаги слышала я одна. Ужасные надписи читала я. Только я просыпалась по ночам от звонков в дверь и зверского холода. Никто ничего такого не видел и не слышал, в том числе и Джек.

Даже если допустить, что в доме присутствовало некое мистическое зло (а я до сих пор не до конца в это верю, несмотря на случившееся), то оно было направлено против меня. И против остальных нянь, которые собрали вещи и сбежали, одна за другой.

Мне хотелось вырваться оттуда — пусть на каких-то пять минут. Всего пять минут, с радионяней в кармане и планшетом под мышкой. Разве это так много? Полицейский меня не понял — стоял, недоверчиво тряся головой, всем своим видом выражая презрение к глупой беспечной стерве. Но вы ведь мне верите, мистер Рэксем? Вы понимаете, как тяжело мне было жить там, словно в тюрьме, каждую ночь прислушиваясь к звуку шагов? Понимаете, почему для меня было так важно пройти эти несколько метров?

Не знаю. Сомневаюсь, что смогла убедить вас, объяснить настоящую причину. В общем, я взяла радионяню и планшет и пошла вслед за Джеком к черному ходу. Он закрыл дверь, взял меня за руку и повел через темный, вымощенный булыжниками двор к лестнице, ведущей в его квартиру. Поднимаясь по ступенькам, я чувствовала тепло его руки и видела, как перекатываются мускулы у него под футболкой.

Наверху Джек остановился, отпер дверь и пропустил меня вперед. Я думала, что он начнет нащупывать панель или достанет телефон, но загорелся свет, и я увидела самый обычный пластмассовый выключатель. Я чуть не рассмеялась от облегчения.

— У тебя нет контрольной панели?

— Слава богу, нет. Квартира-то для обслуги. Зачем тратить на нас дорогостоящую технику?

— Действительно.

Он включил еще одну лампу, и моему взгляду открылась уютная, скромно меблированная гостиная, тон которой задавал диван с выцветшей хлопчатобумажной обивкой. В небольшом камине тлели остатки поленьев, а в дальнем углу виднелась кухонька. Закрытая дверь, очевидно, вела в спальню.

— Посиди здесь, — сказал Джек, указывая на диван, — а я принесу все, что нужно.

Я кивнула. Приятно было сидеть перед теплым камином на простых мягких подушках из «Икеи» и чувствовать, что о тебе заботятся. Точно такой диван стоял в нашей с Роуэн лондонской квартире. «Экторп» или что-то вроде. Его пожертвовала нам мама Роуэн. Гарантия десять лет, хлопковая обивка, которую можно мыть, у Джека изначально красная, а теперь темно-розовая от солнца и чистки. Я словно вернулась домой.

После какой-то безумной роскоши Хетербро эта скромная комната покорила меня с первого взгляда. Она была цельной — никаких резких переходов от викторианства к отполированному футуризму. Все дышало уютом: следы от чашек на кофейном столике, фотографии на каминной полке — наверное, друзья Джека со своими детишками, а может, племянники и племянницы. Один мальчик, присутствовавший на нескольких снимках, судя по фамильному сходству, относился к членам семьи. У меня закрывались глаза — две бессонные ночи подряд давали о себе знать, но я пришла в себя, услышав легкое покашливание. Передо мной стоял Джек с пластырем, флаконом антисептика и двумя стаканами.

— Хочешь выпить?

Я удивленно распахнула глаза.

— Выпить? Нет, спасибо.

— Точно? Тебе надо снять напряжение. Предупреждаю: будет жечь. И по-моему, там остался осколок.

Я покачала головой. Тем не менее Джек оказался прав. Мне было ужасно больно, когда он протирал рану антисептиком, и совсем уж невыносимо, когда он вставил в порез пинцет, и засевший в ране осколок вонзился еще глубже в палец. Я непроизвольно выругалась, но Джек уже улыбался, подняв пинцет с крошечным окровавленным кусочком стекла.

— Отлично, вытащил. Представляю, как оно болело.

Моя рука дрожала.

— Ты продержалась дольше некоторых.

— Ты о чем?

— О нянях. Вообще-то, нет, Катя выдержала почти три недели. После