"Расследования Екатерины Петровской и Ко". Компиляция. Книги 31-50 - Татьяна Юрьевна Степанова

красив, как бог. Недаром Ульяна все из-за него забыла. Лицо породистое, но столько презрения и превосходства. Несмотря на всю красоту, он напоминает рептилию. Может, именно таких и берут в разведчики и контрразведчики?

– Называйте как угодно, Аристарх. А прокурору Кабановой интересно будет узнать о вас. Вы ведь любовник ее невестки.

– Ну, она-то, если бы захотела, и без вас это узнала. – Он усмехнулся. – Я бы сам ей признался. Но это все уже в прошлом. Это не важно.

– Неужели? Любовники порой убивают мужей и соблазняют вдов в расчете на богатое наследство. Прокурор Кабанова все версии учитывает.

– На фиг мне было Лесика кончать? – снова холодно усмехнулся Аристарх – Штирлиц Иваныч. – И без меня охотников хватало. Не записывайте меня в убийцы. Зря время потеряете.

– А вдруг нет?

– Зря, зря. Мы с вами профи. Зачем лгать друг другу? Вы здесь человек Кабановой. Я хотел спросить у вас. Как она вообще?

– То есть?

– Она договороспособная?

– Насчет чего?

– Насчет всего, что интерес представляет и оперативный, и семейный.

– Наверное. Я не знаю. – Катя не понимала, к чему он ведет, боялась ошибиться.

– Она вас на коротком поводке держит.

– Что вы этим хотите сказать?

– А то, что у нее и для вас тоже все строго дозировано. – Аристарх Бояринов смотрел на Катю уже презрительно. – Вы о ней вообще хоть что-то знаете, кроме того, что она вам сама рассказывает?

– Я… конечно, знаю!

– Ну, например, то, что ее муж повесился?

– Ее муж? Врач-офтальмолог?! Она говорила – он болел и умер…

– Ее первый муж, врач-дантист. Отец Лесика и Петьки. Она всем говорит, что это был несчастный случай. А это был суицид. В архиве даже есть уголовное дело.

Катя не знала, что ему сказать. А он снова усмехнулся и почти дружески, снисходительно потрепал ее по плечу – эх ты, святая простота.

– Я так понимаю, что это было очень давно. – Катя наконец собралась. – А вы-то откуда это знаете, Аристарх?

– А где я раньше работал, по-вашему? В нашей конторе чего только не узнаешь, даже оставаясь за бортом ее. Связи-то не рвутся. И если насчет оплаты договоритесь, еще и не такое можно узнать. Так вы передадите ей?

– Что я должна передать прокурору Кабановой?

– Чтобы оставалась договороспособной. Или стала ею, сломав собственные стереотипы.

Глава 27

Шрам

Катя размышляла – что это было? Попытка Аристарха шантажировать прокурора Кабанову? Или что-то другое? Некое предложение ей. Но только вот о чем?

Ее отвлек шум у дежурной части. Герда Засулич с Петей Кабановым с утра пораньше явились в отдел с петицией об освобождении задержанных в палаточном лагере. Катя отметила – Петя впервые с момента смерти брата так открыто выступает на стороне экологического комитета спасения. Герда, поправляя на носу модные стильные очки, пыталась вручить петицию дежурному Ухову и требовала майора Ригеля – сюда, ну прямо немедленно, сей же час. За всем этим действом наблюдал Гектор Борщов. Костюмчик от Армани после жесткого задержания угодил в утиль – Вилли Ригель ссудил Гектора на время вещами из своего гардероба: черными спортивными брюками, серой футболкой и затертой черной косухой в заклепках, в которой гонял на своем старом мотоцикле. Байкерский прикид Гектору шел.

Двери отдела распахнулись: явился Фима Кляпов – как всегда, элегантный, одетый с иголочки, однако бледный и угрюмый. Катя заметила, что под глазами у него залегли тени. Узрев его, Герда сразу демонстративно повернулась спиной. Он к ней не подошел. Достал из кармана пиджака мобильный и стал что-то писать. Отправил. У Герды мелодично зазвенел мобильный в сумке. Она достала, глянула и… вернула мобильный в сумку.

Катю вдруг осенило – он ведь ей пишет! До чего дошло, а? Стоят в трех шагах друг от друга, и он ей шлет сообщение в мессенджере!

– Вы обязаны принять петицию! – громко заявила Герда. – Смотрите, сколько народу подписало. По крайней мере, майор Ригель, творящий произвол, должен узнать, на чьей стороне общественное мнение!

– Петиция – это не вредно, – пробормотал Гектор Борщов примирительно. – Могли бы почтой направить.

– Я подумала – может, и у вас здесь, в полиции, кто-то тоже захочет подписать. Совершить благородный поступок в защиту незаконно арестованных. Выразить свой гражданский протест. Может, вы сами подпишите?

– Легко. Давайте завизирую, – ответил Гектор тоном «настоящего полковника ФСБ». – Семен Семеныч, ручка найдется? – Он забрал у дежурного ручку, черкнул, обратился к Пете Кабанову: – Между прочим, из-за вас они сидят. Палаточный лагерь – ваша идея. Вы-то на свободе гуляете, а они, бедолаги, по десять – пятнадцать суток схлопотали.

– Мы делаем все возможное, чтобы всех наших вытащить, – ответил Петя.

– И мы все знали, на что идем! – гордо заявила Герда. – Мы не боимся. Если кто-то думает, что нас можно запугать или остановить…

– Между прочим, насчет благородных поступков, – прервал ее Гектор, – сегодня ночью майор Ригель по-крупному жизнью рискнул, чтобы задержать похитителя вашей дочки. Так что будьте в курсе, дорогая. И непременно подруге своей Лизе об этом скажите.

Герда вспыхнула и сразу как-то смешалась вся. Словно слова растеряла.

– Давай я подпишу, – глубокий низкий баритон.

Фима Кляпов, не глядя на Герду, забрал у Гектора Борщова и ручку, и петицию.

В этот момент из коридора появились Вилли Ригель в форме и двое полицейских, которые вели в кабинет экспертов Горбатько в наручниках, чтобы сфотографировать его и откатать пальцы. Горбатько глядел в пол. Однако, проходя мимо Фимы Кляпова, который «визировал» петицию Герды, он внезапно вскинул голову, остановился. Застыл на месте, уставившись на широкую загорелую кисть Кляпова.

– Шрам у него! – выпалил он хрипло, словно квакнул. – Гляньте – на руке! Я ж этот шрам видел тогда, в лесу, ночью, когда мне под нос бумаги с вопросами… Это ж он! Он меня там… Это ж шрам такой, примета… Он меня бил, спрашивал, потом за ноги повесил. Он и мажора-помоечника прикончил!

Фима Кляпов медленно повернулся. Герда… она оперлась рукой на барьер у окна дежурки.

– Это он меня повесил, а до этого выбил все про Кабанова! Насчет похищения вон ее девчонки! – выкрикнул Горбатько. – Вот же он – его убийца!

– А ты, гляжу, в ящик там у помойки не сыграл, – произнес Фима Кляпов хладнокровно. – Надо было петлю на шею тебе, мрази… Оплошал я с тобой.

– Так, значит, это правда? – спросил Вилли Ригель Кляпова.

– Да.

– А по поводу убийства Алексея Кабанова?

– Я его замочил, – просто ответил Фима Кляпов. – Он на ее ребенка посмел покуситься. За такое и смерти мало. Я его сам.