Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 - Дэн Браун

Она мягко высвобождается из моих объятий.

«Тебе не нужно ничего объяснять, «говорит она почти застенчиво, «я понимаю. И, эй, я рада за тебя, Дэн, ты заслуживаешь счастья».

«Ну, давай не будем торопиться, а? Она кажется милой, она местная и может составить предложение, так что, я думаю, у нее есть потенциал».

Мы неловко стоим несколько секунд, мне кажется, что дольше, и я неловко улыбаюсь ей, пока мы садимся.

«Ну, как там фокусы? Все еще пишешь для Gazette? Я думал, тебя давным-давно раскусили «Нэшнлз»… или, по крайней мере, The Sun». Я поддразниваю ее, хотя и без особой злобы, потому что она действительно хороший журналист, порядочный криминальный репортер, и, полагаю, я видел в ее будущем нечто большее, чем местная газета. Кроме того, я выношу злость только на тех, кто мне нравится.

«То же дерьмо, но другой день», — вздыхает она, потягивая свой напиток.

Она любительница красного вина. Я могу пить красное вино только во время еды, и даже тогда оно никогда не получается по-настоящему вкусным. Знатоком я не являюсь. Но благодаря старику я могу заказать бутылку в ресторане, не выглядя при этом полным болваном. Он любитель вина, болтает о всякой всячине так, словно это действительно важно. Я думаю, что это так или иначе действует на него, или, по крайней мере, так было с тех пор, как мама ушла: «Скоротаем время, Дэнни, малыш», — говорит он, хотя, честно говоря, я думаю, что для него это просто предлог разозлиться.

«Ты же знаешь, каково это, Дэн, ты так занят своей работой, что у тебя нет времени искать что-то еще. В любом случае, пока меня это устраивает, если бы я поехала на национальные, то никогда бы не увидела Коди; мне пришлось бы нанять нормальную няню, и тогда я могла бы попрощаться с дополнительными деньгами, которые я могла бы заработать в любом случае; качели и карусели, понимаешь?»

Я совершенно забыл, что у Фи был маленький сын, но теперь, когда она упомянула о нем, это вспомнилось мне. Она говорила о нем во время суда, должно быть, в то время он был еще младенцем на руках. Кажется, я припоминаю, как она говорила, что отец покончил с собой еще до его рождения, порядочный парень. Мне немного стыдно, что я забыл об этом; забыл, что другие люди тогда тоже переживали трудные времена.

«Как поживает маленький человечек? Я спрашиваю.

«Уже не такой маленький», — она приподнимает аккуратную изогнутую бровь. «Он сейчас в дошкольном учреждении. Пригоршня».

Я смеюсь, представляя его лицо и задаваясь вопросом, есть ли у него глаза его матери.

«Господи, «говорю я, — время»… оно ни для кого не останавливается, а, Недотрога?»

Она тихо фыркает». Разве это не правда? И вот однажды ты обнаруживаешь, что десять лет остались позади…

«… никто не сказал тебе, когда бежать, ты пропустил стартовый выстрел — Pink Floyd, «Темная сторона Луны»».

Фи смеется.

«Ты не изменился», — говорит она. Но мы оба знаем, что изменился я.

«Итак, — говорю я, — вы хотели меня видеть.… Полагаю, это по поводу дела Найджела Бакстера.

«Частично.» Я слышу осторожность в ее голосе. Я нервничаю.

«Что я могу тебе сказать, Фи? — Спрашиваю я». Как я и объяснял, пока мало, хотя твой источник, возможно, сможет пролить некоторый свет… Ты думаешь, что сможешь заставить ее связаться со мной? Назови мне имя, что-нибудь…? Если Бакстер замешан в преследовании, у него явно было нечто большее, чем просто партия в гольф.» Я решаю выложить свои карты на стол. Встреча с Фионой во плоти снова напомнила мне, что я действительно доверяю ей, или, по крайней мере, что я готов ей доверять.

«Правда в том, что у нас ничего нет. Послушайте, не для протокола, все, что у нас есть, это платиновая блондинка с камер видеонаблюдения, которая была замечена входящей в его номер в пентхаусе, брюнетка, которую мы не можем идентифицировать, выходящая из отеля… визитная карточка в виде плюшевого мишки, или, по крайней мере, я так думаю, что это было убийство, обставленное как самоубийство, без мотива. У меня также есть грустная, уничтоженная женщина средних лет и двое детей-подростков без отца, которые вдобавок к своей травме вот-вот узнают, что их отец увлекался собачьим промыслом, что, я уверен, понравится их товарищам по школе. Что ты думаешь?»

Она смотрит вниз, на свои колени.

«Ты же знаешь, это моя работа», — говорит она.

Теперь моя очередь вздыхать.

«Я надеюсь, что этот источник является законным».

Фи кивает». Она говорит, что Бакстер и эта блондинка были на стройке всего дважды, или дважды, насколько она помнит, во всяком случае, а она, знаете ли, завсегдатай. Она узнала его фотографию из газеты и связалась с ним. Она крутая, специализируется на такого рода извращениях, у нее есть несколько очень высокопоставленных клиентов, политиков, знаменитостей, судей; у нее больше дерьма на людей, оказавшихся в центре внимания, чем Армитаж Шенкс видит за год. Она могла бы увлечь за собой много людей, если бы захотела.»

«Хм, держу пари, откладывает это для своего пенсионного плана, без сомнения. В любом случае, мы отслеживаем IP-адреса и записи телефонных разговоров, «говорю я, — так что я рассчитываю на приличную зацепку оттуда. Если мы узнаем имя этой блондинки, то самое меньшее, что мы можем сделать, это исключить ее.»

«Он оставил записку, предсмертную записку?» — спрашивает она, и я размышляю, должен ли я ответить на вопрос журналиста и сказать правду.

Я киваю, откидываясь на спинку скамейки.

«Это не для протокола, Недотрога», — я использую ее прозвище, но мой голос звучит серьезно.

«Моя дорогая, я сожалею обо всем, пожалуйста, прости меня.» Было подписано: «Папа Медведь».

Она моргает, глядя на меня». Ты упоминал плюшевых мишек ранее…

«Да, но жена никогда не называла его Папой Медведем или чем-то отдаленно похожим на это, судя по всему; она непонимающе посмотрела на меня, когда я упомянул это имя… Я не думаю, что письмо было написано даже для нее, хотя, по-моему, оно должно было выглядеть именно так.» Я качаю головой, как будто каким-то образом все перемешанные кусочки могут встать на свои места при небольшой перетасовке. «Все очень элементарно, наполовину хреновая работа, ты знаешь».

«Зачем выдавать убийство за самоубийство, если ты все равно хотел, чтобы оно было раскрыто как убийство?»

Я раскрываю ладони». Это вопрос на шесть миллионов долларов, Недотрога, а также то,