Медвежий край - Дарья Андреевна Кузнецова

за это, конечно, стоило не сознательность горожан, а собственную привычку не бросаться словами. Пусть она и предполагала такой исход, но Антонина не стала запугивать больного возможной смертью, так что, даже если кто-то знал о её предложении помочь, к этому случаю не привязали.

Больной старик скончался от апоплексического удара. Здесь родня брюзжала, что нечего лезть к покойному, но хватило одного строгого взгляда Березина и его короткого «положено». К счастью, там удалось обойтись без вскрытия, одним осмотром. Старик давно болел, и это был лишь закономерный итог.

Произошла и пара более занятных случаев: в сети попался недавний утопленник в русской одежде, а ещё один охотник обвинял другого в нападении и в качестве свидетельства предъявлял лёгкое ранение бедра.

Первого в конце концов удалось опознать, это оказался рыбак Грущенко, славный своей привычкой закладывать за воротник перед выходом на промысел: уверял, что так рыба лучше клюёт. И до поры ему везло, но что-то пошло не так. Из повреждений на теле нашлись только следы от сети: по всей видимости, пьяный рыбак вывалился из лодки, запутался, да так и утоп. Жуткая смерть, никого, однако, не удивившая: рано или поздно подобным должно было кончиться, с рекой – по мнению остальных рыбаков – шутки плохи, не меньше, чем с морем.

С раненым всё оказалось ещё интереснее, потому что Антонина установила самострел. Отнекивался охотник недолго и вскоре сознался Сидору, что хотел подставить более удачливого соперника. Для разнообразия не из-за женщины, а из-за богатой добычи. После этого горожане начали поглядывать на Бересклет иначе, с некоторой задумчивостью, но по-прежнему не спешили идти за помощью.

Жаловаться на отношение Антонина тем не менее не стала бы, в глухом углу приезжую могли встретить в штыки, а здесь приняли мирно. Своей не считали, но надо ли ей такое? Вряд ли она задержится тут надолго.

Друзей за минувший с приезда месяц не наметилось, но беда была в самой Бересклет. Она и дома не со многими общалась, хватало сестёр, и просто не умела заводить приятельские отношения – оттого, может, и училась особенно хорошо. Всё общение по душам – несколько писем, которые ещё бог знает когда доберутся, да отправленная родным телеграмма с сообщением о том, что добралась и устроилась благополучно. И той не было бы, если бы не протекция Березина: для личных нужд телеграф использовали крайне редко.

Была, конечно, добрая женщина Дарья Митрофановна, но они, хотя отлично ладили и симпатизировали друг другу, для дружбы и задушевных, откровенных бесед были слишком разными. Словно два дальних берега, соприкасались лишь в малом и по необходимости: мостом послужили вопросы быта.

С Березиным складывалось странно. Антонина быстро поняла, что он получил прекрасное образование, имел широкий кругозор, мог поддержать разговор на любую тему и был совсем не таким дикарём, каким казался на первый взгляд. Из него вполне вышел бы замечательный собеседник, да и прошлое его интриговало, но Сидор отличался неразговорчивостью, не навязываться же из личного любопытства! Тем более непривычная стать мужчины поначалу вызывала опасливый трепет, а солидный возраст невольно заставлял держаться вежливо и уважительно, как с преподавателями в институте.

За месяц его рост стал уже привычным, и хотя порой Антонина по-прежнему терялась, глядя на него снизу вверх и подспудно опасаясь такого огромного человека – словно медведя, право слово! – но это случалось всё реже. Как бы он ни выглядел, а за весь месяц Бересклет не слышала от него грубого слова не только к себе, но и к остальным горожанам, а уж про рукоприкладство и думать было совестно. Да и зачем бы? Чтобы призвать окружающих к порядку, ему вполне хватало строгого, тяжёлого взгляда исподлобья.

В хорошем настроении он порой подтрунивал над неуклюжестью и городскими привычками Антонины, но незло и необидно, напоминая одного из любимых профессоров. Да и вообще, распространённая это стариковская манера. Березин, конечно, был крепок для своего возраста, но всё равно с высоты жизненного опыта мог поддразнивать помощницу с полным правом, так что она не придавала этому значения.

Помимо рабочих вопросов, исправник приходил помочь в доме, когда надо было сделать что-то, требующее силы – натаскать воды из колодца, принести угля, – или уверенной хозяйской руки, чем подпитывал убеждённость горожан в скорой свадьбе. Антонине быстро принесли эти слухи, но воспринимать подобные глупости всерьёз не получалось, а отказаться от помощи не хватило упрямства и гордости. Наличие Сидора Кузьмича, к которому можно обратиться в затруднительной ситуации, приободряло, хоть ситуаций таких пока и не складывалось. И пусть болтают что угодно!

Очередной понедельник мало отличался от всех остальных дней. Немудрено и забыть, которая сегодня часть недели, но Бересклет старалась не теряться во времени: таковой подсчёт ей, словно узнику, скрашивал жизнь. Она едва отобедала и боролась с собственной совестью, велевшей вымыть посуду и не дожидаться Дарьи Митрофановны, когда все страдания прервались появлением исправника Березина. Он сначала вежливо постучал в дверь – по стуку Антонина и опознала, по первости она от этого буханья дёргалась – и с разрешения шагнул в дом.

– Добрый день, Антонина. Идёмте, надо одного покойника глянуть.

– Да, конечно, дайте мне пару минут! – искренне обрадовалась та и поспешила сгрузить грязную посуду в таз с водой, приготовленный для мытья. Работа оказалась самым достойным и благовидным предлогом избежать неприятного дела, так что под удивлённым взглядом начальника Антонина поспешила в комнату мало не вприпрыжку, бросив на ходу: – Присядьте, я быстро.

Управилась она и впрямь за несколько минут – сменила одежду, надела тёплые чулки и удобные сапожки, – но когда вышла, оказалось, что кое-кто не пожелал просто так сидеть. Сидор успел смахнуть со стола крошки, вымыть ложку и тарелку, и когда девушка вышла, как раз вытирал последнюю полотенцем.

– Не стоило, – пробормотала Антонина неловко, чувствуя, что от стыда вспыхнули не только щёки, но даже уши. Вот уж хозяюшка!

– Не забудьте пальто, на улице сильный ветер, – предупредил Березин, оставив замечание без внимания, если не считать таковым насмешливый взгляд из-под густых тёмных бровей.

Смущённая девушка заторопилась следом, на середине комнаты опомнилась и вернулась к столу за рабочим саквояжем, стоявшим на одном из стульев, метнулась к двери, рядом с которой на гвозде висели её пальто и берет, но замерла с протянутой рукой и заозиралась в поисках места, куда бы пристроить сумку.

Сидор невозмутимо забрал саквояж, не дожидаясь, что проблема решится иным путём, поставил на пол и, пока Антонина искала слова благодарности, снял пальто и подал девушке самым естественным, привычным жестом, каковой повторял явно неоднократно.

Бересклет глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь призвать себя к порядку. Нашла из-за чего суетиться!

– Спасибо, – проговорила она чинно, принимая помощь.

Бересклет уже давно заметила, что её начальник погодные капризы выносит так же стойко, как их переживают окрестные сопки. Грело ли солнце так, что даже Антонина снимала верхнюю одежду – недолго, но погода баловала теплом и в этих суровых краях, – полз ли на берег холодный, тяжёлый туман или ветер дул такой, что дом скрипел и стонал, – Березин одевался одинаково: в простую рубашку и штаны на широком ремне, и сапоги одни – поношенные, но крепкие и неизменно вычищенные. Лишь в дождь накидывал брезентовый плащ, по всему видать – армейский, грязного буро-зелёного цвета.

Антонина тоже полагала себя привычной к переменчивой погоде