Современный российский детектив-2. Компиляция. Книги 1-23 - Андрей Владимирович Поповский

попыталась дотянуться до термоса с остатками чая, но длины цепей не хватало. Как ни пыталась я растянуть себя, как ни крутилась и ни изгибалась, моя рука замерла в полуметре от стоящего на полу термоса. Близок локоть… как говорится. Ничего не оставалось, как взывать о помощи к «тридцать шестой».

— Подойди, пожалуйста, — попросила я, — подай мне чая.

В клетке раздался чуть слышный шорох, и девочка почти бесшумно появилась в пространстве, освещенном свечой. Словно фантом. Как приведение. Она наклонилась, протянула мне термос и осталась стоять возле кровати, внимательно наблюдая за тем, как я свинчиваю крышку и наливаю в нее чай.

— Присаживайся. Чего стоишь? — улыбнулась я, в душе трепеща оттого, что возьму вот сейчас и спугну свою единственную надежду на освобождение.

«Тридцать шестая» осторожно ткнулась попкой в краешек кровати, продолжая с интересом разглядывать меня, словно перед ней сидело, прикованное цепями к стене, некое инопланетное чудо. Впрочем, чудом я и была для нее. Интересно, и сколько же эта несчастная не видела обыкновенных людей?

— Так как же тебя зовут? — Я напилась, завинтила на место крышку, но возвращать термос девочке не спешила. — Меня Марина. А тебя?

— Тридцать шестая.

Я облегченно закрыла глаза. Я мысленно прокричала: «Ура!» Я ощутила, как у меня с души свалился огромный камень.

Есть прогресс! Первое слово сказано. Спящая красавица начала оживать. Дальше все будет в тысячу раз быстрее и проще.

— Нет. Тридцать шестая — это не имя. Это какой-то дурацкий номер, который придумал хозяин. Но ведь тебя как-то звали, до того, как ты здесь оказалась. Ты помнишь, как?

Девочка молча кивнула. Подогнула под себя правую ногу и, устроившись поудобнее, развернулась ко мне..

— Так как тебя звали раньше?

— Оля.

— Оля… Оленька… Олена… Можно, я буду звать тебя так?

По ее бледному личику проскользнуло некое подобие улыбки.

— Можно. А я тебя Мариной. Хорошо? Только когда хозяин не слышит. Он разозлится, если услышит.

«Недолго осталось злиться этому дураку», — подумала я и осторожно продолжила задавать вопросы.

— Олена, и давно ты у него здесь живешь?

Девочка пожала узкими плечиками.

— Я не знаю. Может быть, год. Может быть, два… Когда хозяин привез меня сюда, было лето. Как и сейчас.

— И сколько тебе тогда было лет?

— Я не помню.

— А какой тогда был год?

— Не помню.

Я вздохнула. И подумала о том, что сама уже через несколько месяцев подобного заточения не только забыла бы, сколько мне лет, но, возможно, разучилась бы разговаривать. Так чего же можно хотеть от маленькой девочки?

— А где твои родители, Оля?

— Не знаю, — ответила моя собеседница, и я уж было подумала, что она этого просто не помнит, когда она пояснила: — Я детдомовская, из Новомосковска. Мы сюда приезжали в лагерь на лето. А я захотела поехать дальше на Черное море. И ушла. И заблудилась в лесу. И повстречала хозяина. Сначала я жила у него в сарае и в баньке, а потом он построил здесь комнату для меня. И я стала жить здесь.

— И тебе, Олена, здесь нравится?

Девочка неопределенно пожала плечами.

Она не могла ответить на этот вопрос. Ей просто не с чем было сравнивать тот котел, в котором варилась последнее время.

— Кстати, а как на самом деле зовут хозяина? — спросила я, но Оля не знала.

Он ни разу не представлялся ей по имени. Все, что ей было известно о нем, так это то, что ему двадцать пять лет, — он недавно отмечал юбилей и похвастался этим перед своей наложницей. Работал карлик не то лесничим, не то обходчиком, но надолго в лес никогда не отлучался. Каждый день он появлялся в подполе утром и вечером. Утром — разбудить пленницу и принести ей на завтрак несколько бутербродов и чай, вечером — уже надолго, иногда чтобы просто посидеть и поболтать, но обычно он доставал из шкафа свои ремешки и плетки и устраивал садистские игрища.

Первое время «хозяин» выпускал девочку из подземного каземата только в банные дни. Конвоировал через двор до баньки и обратно. На этом ее прогулки и заканчивались. Правда, последнее время режим резко ослаб. Оля стала подниматься из погреба в дом почти каждый день. По вечерам выносила парашу и готовила себе и карлику обед. На нее была взвалена вся домашняя работа, начиная с уборки в избе и заканчивая стиркой. При этом «хозяин» не боялся оставлять свою пленницу в доме одну на несколько часов кряду — знал, негодяй, что все равно она никуда не сбежит. Ей на это просто не хватит решимости, у нее уже полностью сломлена воля. Да и две огромных собаки, спущенные с цепей во дворе, исключали всякую возможность побега.

Несколько раз у хозяина гостили какие-то люди. Оля даже слышала отзвуки громкой музыки сверху, а карлик в такие дни появлялся у нее пьяный и ненадолго. Приказывал сидеть тихо, хотя в этом не было никакой необходимости. Девочка панически боялась незнакомых людей наверху. Она не ждала от них ничего хорошего и уже давно не представляла себе другой жизни, кроме прозябания в подземной комнате с редкими выходами наверх и почти ежедневными порками и изнасилованиями.

— А ты попробуй представить, — попробовала я вернуть Олю года на два назад. — Ведь ты же помнишь, что жила в интернате. У тебя там, наверное, были подруги. Как их звали?

Девочка напряглась, попыталась что-то припомнить, но в результате лишь виновато пожала плечами.

— Я не знаю.

— А в какие вы игры играли? В дочки-матери? В резиночку? В пристеночек с мячиком?..

— Не знаю.

— …Наверное, воевали с мальчишками. Когда мне было столько, сколько сейчас тебе, мы во дворе дрались с ними почти каждый день. Потом мирились и. вместе играли в войнушку и в прятки. И даже в футбол. Малъчишская команда против девчоночьей. Представляешь? — Я усмехнулась. — Нас было больше, но мы все равно каждый раз продували…

Оля внимательно слушала мою болтовню и постепенно остекленелое выражение полной апатии у нее в глазах сменял живой интерес. К ней возвращались воспоминания о прошлой, человеческой жизни. Она на глазах оттаивала, превращалась из одичавшего ночного зверька в обычную девочку.

Все, что сейчас происходило между нами, напоминало сеанс гипноза в театре абсурда. Ведь во время таких сеансов можно вытащить на поверхность давно, казалось бы, стершиеся из памяти события далекого прошлого. Так и я сейчас, словно психолог, осторожно выковыривала наружу из глубин подсознания своего пациента все человеческие чувства и помыслы, которые последнее время старательно задвигались в самые дальние, самые