Пилюля - Артур Жейнов

Старик говорил:

– Если сам под тенью большого, то под чьей тенью маленький, который под тобой? Кто прав – паук или муха? На кого сам похож, тот и прав. Есть пустое – пустое, и есть пустое – полное, есть давно и было сегодня. Говорят, у китов брюхо в ракушках и звезды большие. Сто лет говорят. А я сегодня слышал, что у соседа дочь красавица. Из кита супа не варил, все звезды, что видел, были маленькими, а на соседке, если не корявая, так и жениться можно.

– Не понимаю, – говорил Саня.

– Ты чего хочешь? – спрашивал мудрый.

– Вспомнить все хочу.

– Зачем?

– Чтобы домой вернуться.

– Зачем?

– Чтобы встать на ноги, найти родных, жениться, завести детей.

– Зачем?

– Детей зачем? Чтобы заботиться о них.

– Зачем?

– Чтобы потом они обо мне заботились.

– Зачем?

– Чтобы не умирать одиноким.

– Зачем?

– Ну… чтобы понимать, что прожил не зря. Чтобы потом сказали: «вот был хороший человек…»

– Зачем?

– Ну чего заладил «зачем-зачем»? Я откуда знаю? Кто знает, для чего живет человек?

– Во-о-от, – Хуши заулыбался. – Хороший вопрос: «зачем?»

Саня разлил пиво по чашкам, отпил из своей, слизнул с губ пену.

– Ты мне вот что скажи: мы с тобой чужую невесту пропиваем? Выходит, папаша за бочонок пива тебя купил. А сын его тебе поверил, видел, как расстроился бедняга. Не жалко? Как ты по длине шага определил, что она ему изменять будет? Моргнула пять раз и прочел мысли? Как можно измену, которая будет через пять лет, просчитать?

– Что, мошенник, научить тебя? Тут простые числа, ты поймешь.

Старик лукаво прищурился. Молодой человек вгляделся в морщинистое хитрое лицо.

– Ну, научи.

– Считай на пальцах, не все ж только красть ими. Уехала на учебу восемнадцатого в три часа дня.

– Хорошо, в три часа.

– Приехала через месяц, двадцатого, утром в одиннадцать, блоха. Принесли ее ко мне того же дня в десять вечера…

– Что значит: принесли?

– Нагуляла в городе, шалава, вытравить хотела сама. Еле спас. Двенадцать мешков рису Ичуа принес, в ногах ползал: «только не говори никому!» В другой раз выехала двадцать пятого, опять в три дня… Запоминаешь?

– А-а-а, ну так, конечно, – с неохотой согласился Саня. – Так и я просчитаю. Но, а может, все-таки у них любовь? Может, она изменилась?

Мудрый снисходительно усмехнулся.

– Пошли спать.

Саня помог разжечь огонь у постели старика, разулся, снял одежду и лег на свои доски.

«Странно, – подумал он, – в правом кроссовке ни одного зернышка».

– Мудрый, а про меня что-нибудь расскажешь? – спросил.

– Сам все знаешь. – Старик прокряхтел, натягивая на желтую впалую грудь одеяло. – Ты лгун и вор. Ты мог украсть мою душу, но ты сделал хуже, ты украл мой завтрак.

– Опять ты про свою лепешку, – выдохнул Саня. – Я не украл, я одолжил. Встал ночью больной, голодный, а у тебя шаром покати…

– Ааа! – мудрый отбросил одеяло и потряс в воздухе пальцем. – Я знал! Знал! Ты ненасытное брюхо! Из-за тебя, блоха, я чуть не сошел с ума! – Старик вдруг замолчал, посмотрел на свои худые ноги, выпирающие ребра и, постеснявшись наготы, снова укрылся.

– Видишь, я признался, – примирительно сказал Саня. – Расскажи про меня.

Хуши поднял с пола кочергу, поворошил костер и несколько минут смотрел на алые угли. На стенах плясали тени. Казалось, прошлое просачивается в дом сквозь кирпич и штукатурку. Саня видел лица, силуэты, слышал голоса. Каждый оттенок знаком, тени передавали свойства предметов, образы людей, их характеры.

Старик произнес:

– В твоей голове много слов. Чужих слов. Раньше ты не знал этих слов. Ты не разгонялся, но далеко прыгнул. Я не знаю почему.

– Мудрый, я не понимаю твоих метафор.

Старик не услышал. Думая о своем, он продолжал говорить:

– В тебе поселились духи: мужчина и женщина. Ты забрал их здоровье: твои раны зажили за три дня. Ты жил там, – старик показал рукой, махнул вправо. – Там север. Все, кто были рядом, умерли.

– Я один, я знаю, – печально вымолвил молодой человек. – Под вечер я вспомнил детство. Мои родители разбились. Помню цветы на могиле. Я жил с дядей… Дядей Володей. Его тоже не стало… Венок… Помню, как плакала бабушка. Я жил с бабушкой. Помню ее руки. Она все время вязала.

– Ее нет, – сказал старик и закрыл глаза.

– Я совсем один… Один… Один… – несколько раз повторил Саня. – Но ведь есть кто-то, ведь чувствую. Что мне делать, где искать?..

– Искать, – еле слышно прошептал старик и засопел. Скоро на весь дом раздавался его скрипучий храп. Саня не мог заснуть, все ворочался. Костер потух, но тени продолжали скакать перед глазами.

– Ха-ха-ха! – раздался посреди ночи смех. – Ха-ха-ха… Я понял!

Хуши спросонья не понял, что происходит, испугался и закричал:

– Что?! Где?! А?!

– Я понял! Ха-ха!.. – продолжал смеяться Саня.

Мудрый вгляделся в темноту, узнал голос, пришел в себя и недовольно сплюнул. Потом достал из-под кровати чашку с водой, выпил:

– С ума сошел, блоха?! Будешь мешать спать, углей за рубаху насыплю!

– А я думаю, почему в правом кроссовке зерен нет! Ах ты, старый мошенник! Прошлой ночью, как спали, ты подсыпал мне семнадцать зерен! Математика! Цифры! Вот ведь лгунишка! И все у тебя на этом. Ты шарлатан, старик! Манипулятор.

Хуши недовольно цыкнул, взбил подушку и повернулся к Сане спиной.

– Догадливый, да?.. Думаешь, умный? Был бы умный, спал бы сейчас, завтра так устанешь, что до кровати не доползешь. С утра колодец копать будем.

– Ага… будем… Можно подумать, ты станешь копать… Скажи, мудрый, признайся, все, что рассказывал про меня, – неправда?

Старик повернулся к Сане лицом, приподнялся на локтях, спустил с кровати ноги, сел ровно, посмотрел в темноту, туда, где предположительно находилось лицо собеседника.

– К чудесам привыкают. Хотят все новых и новых… Если бы я творил их так же быстро, как мои куры несут яйца… Не получается. Скажешь им: не воруйте, хуже будет – не поверят, а начнешь вытаскивать жуков из их ушей и животов, тогда поверят, послушают. Вам мудрость нужна? Нет, трюков хотите.

Мудрый снова лег и замолчал. Саня подумал, что старик уснул, и больше ни о чем его не спрашивал.

– Ты не один, – через десять минут, будто читая мысли гостя, произнес Хуши. – Он старше тебя, он много знает. У вас одна кровь. Он найдет тебя. Он уже нашел тебя, но не узнал.