Мнимая власть безумия - Марина Владимировна Болдова

Вот и утром, вернувшись домой, легенду, которую сочиняла в такси, выговорить Соланж не смогла. Да что там, выговорить она не смогла вообще ничего, потому что развезло ее с остатков шампанского, как последнюю скотину.

Виновным в том, что с ней случилось, она назначила Матвея. Удержи тот ее, проснулась бы она сегодня не с головной болью и чувством гадливости к себе, а с приятными воспоминаниями о проведенном с ним вечере. Горький вывод, что нафантазировала себе какую-то чуть не кармически данную любовь, Соланж сделала, как только увидела его удаляющуюся от нее спину. Он даже не обернулся, хотя она долго смотрела вслед. До тех пор, пока не перестала четко видеть из-за слез, которые лужицами стояли в нижних веках, а она боялась моргнуть, потому что потечет влага струйками по щекам.

Сдержавшись, Соланж аккуратно промокнула уголком бумажного платка эту влагу, помахала им перед глазами как веером и сделала глубокий вдох.

«Расставаться с иллюзиями нужно сразу после первого предательства», – вспомнила она слова одной из героинь любовного романа, который как-то прочла вынужденно, в ожидании автобуса: внутри павильона остановки кто-то организовал книжную полку, точнее – поставил на лавку боком картонную коробку с книжками в мягких обложках. Среди них были и детективы, любимые ею, но все читанные-перечитанные еще в подростковом возрасте, лежал даже томик обожаемого Жапризо «Ловушка для Золушки». Любовный роман она даже не читала, а просматривала «по косой», но несколько высказываний автора в памяти остались.

Решив, что Матвей – та самая иллюзия, Соланж развернулась, чтобы вернуться домой. Но один звонок изменил ее планы…

В раннем детстве отца Соланж боготворила, маму почти не замечала. Более того, не понимая причин, ревновала страшно, но своим детским умишком понимала, что с любовью отца к ней, красавице, которая родила ему дочь, она поделать ничего не сможет. Ей было обидно за него, потому что «Полья», как называл он жену, была холодной… как рыба. Это сравнение было как нельзя более подходящим, потому что руки у матери всегда были ледяными, взгляд – застывшим, устремленным куда-то в сторону, мимо Соланж. Дочь была уверена, что мама не видит и отца, даже когда говорит только с ним, а других собеседников вокруг не наблюдается.

Лучшими часами за день она считала проведенные наедине с отцом. Она нетерпеливо, часто подходя к двери мастерской и заглядывая в щель, ждала, когда он освободится. Она знала, если отец отойдет от мольберта на два шага назад, встанет в знакомую позу, наклонит набок голову и посмотрит долгим взглядом на картину, значит, на сегодня все. Соланж тут же мчалась к себе в комнату, переодевалась в комбинезон и рубашку с длинным рукавом, непременно натягивала клетчатую кепку, под которую заправляла копну волос. Поставив около стула пакет с игрушками, садилась на этот стул и ждала. Иногда ей казалось, что очень долго, потому что затекала от неподвижной позы спина, и было ужасно скучно вот так просто сидеть, ничего не делая. Но вот открывалась дверь – и отец весело спрашивал: «Готова, бэби?» Она кивала, подхватывала пакет и шла за ним. Ее спальня была на втором этаже и, пока они спускались (отец впереди с этюдником через плечо), она сквозь балясины видела, как мама внизу, на кухне, укладывает в корзинку для пикника бутерброды, завернутые в вощеную бумагу. Она понимала, что сегодня они идут в парк Бельвиль, который расположен на холме, и откуда открываются прекрасные виды.

Ей исполнилось тринадцать, когда она стала вдруг замечать, что отец изменился. Нет, он любил ее, она чувствовала, но его мечтательный взгляд все реже задерживался на ней, дочери, и чаще был устремлен в пустоту. Как когда-то у мамы. Он больше не называл мать ласково Полья, только полным именем Полина, хотя и выговаривая мягко. Прогулки в парк и на берег Сены теперь стали редкостью, зато подарки, которые он дарил Соланж, становились все более дорогими и ей совсем не нужными. Как и ее сверстницы, золото она не носила, ценности его не понимала, поэтому принимала очередную коробочку с милой улыбкой, благодарила легким поцелуем в щеку и отдавала украшение матери.

Через годы, перед отъездом в Россию, они все подарки отца отнесли знакомому ювелиру, который дал за них, как утверждала мама, неплохую сумму…

Соланж надоело лежать, кроме того, она вдруг поняла, что голоса за стенкой стихли. Она уже свесила ноги с постели, как вдруг услышала громкий возглас бабушки:

– Не оправдывай его!

Ответила ей, не менее эмоционально и громко, Елена Родионовна Борская.

«Говорят о Матвее! Ну, и обо мне, конечно!» – испугалась девушка.

На столике возле кровати стоял стакан с водой. Соланж залпом выпила ее и приложила пустую емкость к стене. До конца слушать разговор она не стала. Лихорадочно собирая вещи в сумку, она думала только об одном – как пройти мимо кухни незамеченной. Она решительно не знала, как будет оправдываться перед бабушкой Кирой, и предпочла сбежать к отцу. Наспех нацарапав записку, Соланж бесшумно выскользнула в коридор.

Глава 7

Елена Родионовна Борская за всю свою жизнь серьезно болела только однажды – подцепив «корону» во время поездки в Италию, и не сразу даже поверила, что это происходит с ней. Только когда стало уже совсем худо, испугалась и вызвала «скорую». Предусмотрительно оставив дверь в квартиру открытой, она улеглась на диван в гостиной, вход в которую был прямо из прихожей.

«Успеют приехать, значит, рано мне… Не успеют, хотя бы труп обнаружат сразу, не буду тут… разлагаться в одиночестве!» – подумала она: температура около сорока градусов держалась почти сутки, дышать становилось все труднее.

Сознание все же покинуло ее до приезда врачей, а очнулась она только в больнице. И первое, о чем подумала – не на Земле она уже, а в лучшем случае на другой планете: над ней склонилась голова в скафандре, лица за стеклом не разобрать, и черт его знает, что там внутри – человек или гуманоид. Она вновь (милостью Божьей, не иначе) отключилась.

Второе пробуждение стало более осознанным, зрение более четким, а кроме этого она услышала человеческую речь.

«Ну, слава богу, эту вытащили», – глухо произнес мужской голос.

Осенние простуды с легким насморком и покрасневшим горлом, которые без подпитки лекарственными препаратами проходили сами собой, несколько приступов несварения желудка и недомогания от усталости она за болезни не считала. Ни