Час пробил - Виктор Львович Черняк

—' Так уж и нечего?

— Нечего, — Элеонора встала, подошла к окну, в который раз осмотрела участок. Ярко-зеленая трава, обложенные кварцем клумбы роз и чучела нескольких африканских животных — жирафа, двух зебр и огромного нильского крокодила — трофеи удачных охот хозяина в Африке. Очевидно, оттуда же были живописные скульптуры божков на деревянных столбах, поверхность которых изрезана искусными узорами.

«Какая благодать», — подумала Элеонора. Она давно обратила внимание на то, как часто место преступления кажется неправдоподобно мирным, уютным, находящимся далеко в стороне от жизненных невзгод и перипетий бурного бытия.

— По-прежнему нечего? — прервал размышления миссис Уайтлоу любопытный и смешной в своем мешковатом и нелепом штатском костюме, истекающий потом Харт.

— По-прежнему. — Элеонора повернулась и почему-то посмотрела на запущенные руки Джоунса: в цыпках, ссадинах, с ужасными обгрызенными ногтями.

— Вот что, миссис Уайтлоу, — вполне приветливо и даже с отеческими нотками сказал начальник полиции, — зайдите как-нибудь на досуге в участок. Потолкуем. Расскажу о нашем Роктауне. Я здесь живу давно, меня охотно информируют как любители, так и профессионалы. Естественно, я знаю кое-что, чего вам не узнать, будь вы и семи пядей во лбу. Я не скрытный, в отличпе от вас. Если смогу помочь, буду только рад.

Элеонора была приятно удивлена: наверное, сказалась усталость, когда она решила, что в голосе Харта слышна издевка. Обыкновенная усталость — с утра на ногах. А он совсем даже ничего, этот Харт. Ну, потеет. Ну, толстый. Не очень опрятный. Ну и что? Она подошла к столу, налила воды в стакан, из которого пил Харт, придвинула капитану.

— Непременно зайду, мистер Харт. Немного разберусь в том, что здесь творится, и к вам с визитом, — она сделала неопределенный жест рукой.

Харт откланялся, у Джоунса в глотке что-то проклокота-ло вместо прощания, и полиция Роктауна, оставив половину содовой в бутылке и следы песка на безупречно чистом ковре коридора, удалилась.

— Ой! — вздохнула Лиззи. — Грязища! — И бросилась к пылесосу.

— Послушайте, Лиззи! Почему вы не сказали, что был звонок по телефону? Про выстрел сказали, а про звонок нет. Почему?

Девушка опустила глаза и сбивчиво заговорила:

— Видите ли… Я… то есть он… Я хочу сказать, я не хотела звать Мариоv к телефону. Я хотела, чтобы он побыл здесь подольше.

— А разве звонили ему?

— Я не знаю кому, но могли и ему.

— Ему звонят в этот дом? Звонят вашему дружку?

— Звонит миссис Лоу. Они, они… — девушка замялась.

— Миссис Лоу? Звонит вашему Марио? Они знакомы? У них какие-то дела?

— Нет у них дел. Тут все сложнее. В общем, не могу я вам этого объяснить. Но ужасная история с мистером Лоу здесь ни при чем, поверьте, совершенно ни при чем.

— Почему же вы пе сказали о телефонном звонке?

— Не хотела, чтобы Марио узнал. Скажи я вам о звонке — он бы понял, что я слышала звонок, а ему не сказала, не позвала его. А он очень обидчивый. Очень, понимаете? Он незаконный сын… одной богатой женщины… — К концу

запальчивой тирады силы, очевидно, оставили ее и, почти неслышно сказав: — А я, а я очень люблю его, — опа села на табуретку из неоструганного дерева и расплакалась.

«Параличи, выстрелы, крики, стареющие львицы, обидчивый Марио, слезы его возлюбленной! Пожалуй, нужна передышка», — с раздражением подумала Элеонора, а вслух сказала:

— Я пойду поброжу по городу, а вы успокойтесь. Вернусь — поговорим. Только прошу, ничего не скрывайте, ничего. Это прежде всего в ваших интересах: я имею в виду и вас, и вашего обидчпвого Марио. Я тоже обидчива, но… Главное в жизни — не лгать, а заврешься, пиши — пропало.

Лиззи подняла полные слез глаза и, доверчиво глядя на миссис Уайтлоу, прошептала:

— Так же всегда говорил и-мистер Дэвид. Он еще говорил: «Самыми страшными злодеями всегда выглядят честные люди, потому что они никогда не лгут. Для среднего же человека, — говорил он, — не погрязший во лжи ближний — зрелище анормальное, непонятное. А все непонятное — страшно». Так говорил мистер Лоу. И смеялся…

Элеонора посмотрела на свои туфли — предмет ее гордости уже более года, на чулки — чуть более темные, чем следовало бы, и, пеудовлетворенная результатами осмотра, направилась к дверям.

— Надеюсь, собачки не спущены?

— Если бы собачки были спущены, от мистера Харта не осталось бы даже платка.

— Почему только от Харта, а от Джоунса? — поинтересовалась Элеонора.

— На Джоунса даже собаки не польстились бы, — Лиззи уже пришла в себя, хотя слезы еще текли из озорных глаз.

Говоря «поброжу по городу», миссис Уайтлоу подразумевала неспешную поездку на своей «хонде» — несколько кургузой, по выносливой машинке, к которой она, что, в общем, типично для жителя большого современного города, относилась как к живому существу. Она, будто на собственном теле, болезненно переносила каждую царапину, появлявшуюся на блестящем серебристом покрытии автомобиля. А уж если, не дай бог, обнаруживала вмятинку, которой, при ее-то водительской осторожности, неоткуда было и взяться, страданий хватало не на один день.

Солнце пекло нещадно. Улицы Роктауна были пустынны, жалюзи на окнах многочисленных контор в центре городка

спущены, и лишь из глубины полутемных баров иногда доносилась тихая музыка или легкий перезвон бокалов. От ярко-желтой, с зеленой вывеской, чистенькой бензоколонки пахло бензином. Элеонора с детства полюбила этот запах, ни на что не похожий, волновавший возможностями поездки в далекие, неизведанные места, в которых живут незнакомые и наверняка счастливые люди. Потом, когда Элеонора стала старше, она поняла, что бензин, залитый в бак автомобиля, действительно может перенести в неизвестный город или даже в соседнюю страну, но найти там счастливых людей не проще, чем на соседней улице или даже в соседнем доме твоего родного города.

Все маленькие сонные городки похожи друг на друга, особенно в такую жару. Люди еще вносят некоторое разнообразие, когда, лениво передвигая ватные ноги, появляются на улице, а если их нет, то, кажется, одной рукой по единому проекту построены бесчисленные, похожие как близнецы городские центры с устремленными от них прямыми улицами. Они лежат в тысячах миль один от другого, но ни расстояния, ни изменения климата, ни бесплодные усилия энергичных индивидуумов не вносят в их облик ни малейшего разнообразия. Аккуратные садики, со вкусом выкрашенные дома, обилие цветов и сплошные седые головы — в окнах, в автомобилях, в барах — головы, которые неподвижны, и никогда точно нельзя сказать, увидишь ли ты этого человека завтра. Если бы